— Видно, так, коли вы говорите.
— И погулять я приехал… А если правду говорить, причина была. Племянник у меня тут — разыскать его хотел..
— Не удалось разыскать?
— Нет, не удалось. Думаю, что его уже в живых нет, убили, наверное.
— Разве у него кровник был?
— Не то, чтобы кровник, но, пожалуй, пострашнее кровника враг, — вздохнул Нурмамед.
— Кто же это такой страшный?
— Бекмурад-бай, братишка Аман, вот кто.
— Погодите, а племянника вашего как зовут? — насторожился Клычли и, услышав имя Берды, еле сдержал изумлённое восклицание. Так вот, значит, кто этот Нурмамед! Это дядя Берды, у которого тот прятал свою Узук, когда сбежал с нею от ишана Сеидахмеда! Клычли захотелось открыться перед Нурмамедом, но, подумав, он решил, что это успеется. Кто его знает, что представляет из себя дядя Нурмамед в настоящее время. Вчера он молился одному богу, сегодня, может быть, молится другому. Да и вообще пет резона называть себя первому встречному — излишняя доверчивость и добру не приводит.
— Вы давно из Ахала? — спросил Клычли.
— Да уже дней пять, — отозвался Нурмамед. — В Карабата останавливался. Днём туда войска прибывать стали. Думал, знакомых, может быть, встречу, вот я пошёл сюда.
— Не встретили?
Нурмамед помолчал и, видимо, проникшись внезапным доверием к собеседнику, сказал:
— Не довелось… Но тут такое дело, братишка, — коня и винтовку хочу себе раздобыть!
— У белых? — поинтересовался Клычли.
— Ай, мне всё равно — что белые, что синие! Нужна исправная пятизарядная винтовка и резвый конь, — вот и всё! Кругом говорят: белые, говорят: красные, а кто такие белые и красные?
— По-моему, попятно, — сказал Клычли. — Белые — это богачи, бывшие прислужники царя, а красные — рабочие и дайхане-бедняки.
— Может, ты врав, а может, дивана, — пожал плечами Нурмамед. — Раньше мы слыхали, что есть белые и жёлтые русские и что они между собой воюют. Может быть, теперь жёлтых красными стали называть?
— Да нет же! — сказал Клычли. — Какие «жёлтые»? Всё так, как я вам объяснил сразу!
— А со стороны Ашхабада какие идут — белые или красные?
— Белые.
— Так… — задумчиво потянул Нурмамед, подумал и решил: — Значит, я к белым примкну.
— Это… почему так?!. — задохнулся от неожиданности Клычли.
— А зачем мне бежать с отступающими? — резонно заметил Нурмамед. — Лучше я буду догонять их с теми, кто наступает.
«Вот это поворот! — огорошепно подумал Клычли. — А я ещё собирался ему всё рассказать!»
— Когда на середину выходят два борца, — сказал он, — трудно назвать победителя, пока лопатки одного из борцов не коснутся земли.
— Верно, братишка Аман, — согласился Нурмамед, — и беглец и преследователь одного бога призывают, да не оказался ли нынче бог на стороне преследователя, а? — Он хитро сощурился.
— Чаще он на стороне бегущего оказывается, — сказал Клычли. — Ещё Кёр-оглы говорил, что отступление может быть выгоднее нападения.
— Ай, мне лишь бы приобрести оружие и коня, — вздохнул Нурмамед, — Нет богатыря, умеющего предугадать исход борьбы. Коня и оружие достану, а там видно будет.
Клычли хотелось крикнуть в лицо Нурмамета обидные слова. Сказать, что если тебе хочется воевать, получишь и оружие и всё, что тебе надо. Но, вспомнив пословицу «Не гладь спину незнакомому коню», промолчал. Если Нурмамед упорствует в своём заблуждении, словами его не переубедишь, тем более, что и отступление Советов говорит не в их пользу.
— Неправ ты, Нурмамед, — без особого энтузиазма начал Клычли. — Пословицы пословицами, но когда человек начинает какое-либо дело, он должен предугадывать его исход. Ты сейчас на сторону сильных склоняешься — не прогадаешь? Семь раз мерить надо — один раз резать. Там, где есть один муж, есть и другой муж — на любую силу сила есть. Тот, кто против тебя встанет, тоже оружие будет держать. Не лучше ли тебе продолжать жить тихо и мирно?
— Всю жизнь семь раз меряю! — с досадой возразил Нурмамед. — Да только всё равно получается либо коротко, либо узко. Разве я думал до сих пор о коне и оружии? Мирно жил, никого не обижал, а получал всю жизнь только пинки да затрещины. Жестокость, братишка Аман, рождает другую жестокость, как тигрица рождает тигрёнка. Если я смирением не сумел побороть несправедливость, попробую побороть её силой оружия.
— Но ведь против тебя будут стоять люди, которые тоже борются с несправедливостью! — возмутился Клычли. — Как же ты в них стрелять станешь?
— В кого попадёт пуля, в того и стану стрелять, — равнодушно отозвался Нурмамед, зевнул и добавил: — Бекмурад-бая убью.
— Так ведь Бекмурад-бай на стороне белых!
— Вот и хорошо — искать его не придётся.
— Ладно, — сказал Клычли, — время позднее, давай-ка лучше спать.
— Давай, — согласился Нурмамед и снова зевнул.
Гибель коня — пир собаке
Солнце уже поднялось на высоту птичьего полёта и базарная площадь была битком набита народом Одни — продавали, другие — покупали, третьи — спешили в чайхану послушать новости. Обычно новости выкрикивал на базарной площади глашатай Керекули, Он и сейчас стоял на своей башенке и, привычно надсаживаясь, кричал:
— Люди! Кто потерял верблюда, пусть идёт сюда! Пусть скажет его цвет, возраст, сколько у него зубов — и забирает его!
— Люди! Кто потерял прошлый базарный день кошелёк, пусть идёт сюда! Пусть скажет, какой кошелёк и сколько в нём было денег — и забирает его!
— Люди! В полнолуние следующего месяца будут выдаваться призы! Кто желает принять участие в верблюжьем бою или скачках, пусть готовит верблюда или коня! Не говорите потом, что не слышали!
Люди слышали, однако их интересовали совсем другие новости, и они шли в чайхану.
Перед полуднем к башенке глашатая, придерживая на боку саблю, подошёл джигит, одетый в русскую военную форму и белый туркменский тельпек. Повинуясь его знаку, глашатай поспешно спустился вниз. Джигит в белом тельпеке что-то негромко сказал. Керекули снова взобрался на своё возвышение, над базаром загремел его зычный голос, покрывая шум толпы:
— Эй, люди, слушайте все! Произошла смена правительства! Объединившись между собой, к нам прибыли Ораз-сердар из Ахала, Эзиз-хан из Теджена, чиновники ак-паши Николая!.. Слушайте, люди, не говорите потом, что не слышали! Все собирайтесь на пустыре возле «Елбарслы»! Полковник Ораз-сердар будет говорить речь!
Обычно пришедшие на базар люди мало интересовались выкриками глашатая Керекули, но сегодня его слушали внимательно. Кто-то принял новость по-своему, и среди базарного гама всё чаще и чаще стало повторяться зловещее слово: «Война!.. Будет война..»
Обеспокоенные люди, ничего толком не понимая, обращались за разъяснениями один к другому:
— Зачем столько много в городе вооружённых?
— Дорвались туркмены до оружия — жди беды!
— Если смена правительства произошла, то кто же нынче у власти?
— Может, царь Николай вернулся на трон?
— Не для того его спихивали, чтобы снова сажать!
— Какая же у нас власть?
— Кто знает…
— Солдаты в какую-то чёрную форму одеты..
— Сам видел?
— Сам.
— Значит, точно, воина будет!
— Откуда ей быть, если правительство уже сменилось?
— Если бы воевать не собирались, столько войск не нагнали бы!
— Говорят, бывшее правительство с пушками в Байрам-Али засело!
— Врут! Я сам сегодня из Байрам-Али — никаких пушек там нет!
— Лишь бы не было войны!
— Да уж кому она в радость! И так чудом выжили, а если воина, то всему конец…
Беспокойных шумных групп на базаре становилось всё больше. Потолкавшись среди них, Клычли вернулся в чайхану. До выступления Ораз-сердара оставалось ещё достаточно времени, можно было не спешить. Клычли с удовольствием выпил чайник чая, заказал обед, со вкусом съел его и снова попросил чаю. Откуда-то вывернулся Сергей, подсел рядом. Покосившись на него, как на незнакомого, Клычли продолжал похлёбывать терпкую зелёную жидкость. Сергей одобрительно кивнул, спросил шёпотом: