— Большевики — это не нация, — сказал Ораз-сердар, — они могут быть любой нации.
— Понятно, — сказал Бекмурад-бай. — Выпьем ещё?
Они выпили по рюмке коньяка. Ораз-сердар, вытянув губы трубочкой, с силой выдохнул воздух, бросил в рот пару виноградин.
— Большевики, Бекмурад-бай, это партия, но очень опасная партия. Как говорят, кого дьяволу удастся развратить, тот ему и служит, а они развратники поискуснее самого дьявола.
— Какая же у них цель?
— Цель? В первую очередь — уничтожить всех баев!
— Разве баи едят не то же, что и они?
— Они считают, что баи едят не свой, а их хлеб, поэтому и хотят отпять у нас всё ваше богатство.
— Наше богатство аллах нам дал, а не они, — хмуро сказал Бекмурад-бай. — Кто чем владел, тот и владеть будет.
Ораз-сердар потянулся к чашке с чалом, громко булькая, сделал несколько больших глотков, утёр рот.
— Это дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Если страной завладеют большевики, они не посмотрят, бог дал баям или шайтан — отберут землю и отдадут её безземельным. Вот и весь сказ! Имущество, это дело такое, что легко может переходить из рук в руки. Недаром паши предки говорили: «Чей скот? Кому суждено, тот и будет владеть им».
— А пахать они на чём будут эту землю? Жён своих в омачи впрягут, что ли?
— Если землю у вас отберут, то быков и лошадей вам тоже не оставят.
— Давайте выпьем, — сказал Бекмурад-бай после продолжительного молчания, наполняя рюмки коньяком.
Ораз-сердар закусил кусочком шоколада. Бекмурад-бай пососал усы, прихватив их нижней губой.
— Вот так, — сказал Ораз-сердар. — Придут к власти большевики — упразднят все наши законы и обычаи. У кого жён много — оставят одну, а остальных отберут и отдадут неженатым беднякам, у кого денег нет калым заплатить.
— Если они такие порядки заведут, то небо обрушится вниз и земля разверзнется под ногами, — сказал Бекмурад-бай.
Ораз-сердар иронически усмехнулся.
— И небо не обрушится и земля не разверзнется — они не на наших обычаях держатся!
— Значит, считаете, что всё это может произойти?
— Судьба мира, Бекмурад-бай, решается не по нашим желаниям. Будь моя воля, я не стал бы свергать царя. Или, уж на худой конец, оставил бы Керенского. При каждом повороте событий нужно уметь извлечь разумное, а это не всегда удаётся. — Подперев ладонью отяжелевшую от выпитого вина голову, Ораз-сердар задумался.
Молчал и Бекмурад-бай, выдирая вилкой шёлковую вышивку скатерти. Когда он заговорил снова, в его голосе появилась заметная неуверенность и что-то похожее на просьбу.
— Вы возглавляете эту войну, наш сердар, и… вы конечно, уверены, что мы победим?
Ораз-сердар пошевелился и сел, вытянув затёкшую ногу под стол и слегка массируя колено.
— Я не хочу кривить перед вами душой, Бекмурад-бай, — сказал он, морщась от зудящих мурашек, пробегающих по ноге. — При сложившейся ситуации моя судьба в конце концов решается такими людьми, как вы, и вам я скажу правду.
— Говорите, наш сердар, если потребуется, я готов пожертвовать собственной жизнью! — воскликнул польщённый доверием Бекмурад-бай.
— Тогда знайте, что, беря на себя всю ответственность военачальника, я не давал гарантий победы. Такого обещания я дать не мог при всём своём желании.
— Вы не верите в победу, наш сердар? — невольно понизил голос Бекмурад-бай. — Почему же вы взяли на себя такую ответственность?
— Потому, что ненавижу большевиков больше всего на свете!.. — с яростной тоской выкрикнул Ораз-сердар. — Каждый, садящийся играть в хумар, надеется выиграть. Но когда три альчика падают на землю, он либо выигрывает, либо проигрывает. Нынешняя война похожа на такую игру.
— Нельзя начинать большое дело без. веры в его успех, — осторожно заметил Бекмурад-бай.
— Если бы не было веры, никто бы не начинал, — сказал Ораз-сердар, успокаиваясь. — Только об одном хочу вам сказать: без вашей помощи победить большевиков будет трудно. Мары — богатый край, а вы пользуетесь среди народа большим авторитетом. Помогите нашему делу пропагандой, деньгами… словом, чем сможете!
— Я сделаю всё, что в моих силах! — твёрдо ответил Бекмурад-бай. — Можете положиться на меня, наш сердар!
— Что ж, я в вас не сомневался, — после минутного молчания произнёс Ораз-сердар. — Я всегда верил, что вы из тех опор, которые устоят в самых жестоких бурях, и рад, что не ошибся. Налейте за крепкую и настоящую дружбу между нами!
Бекмурад-бай был горд оказанным ему доверием и собственной значимостью, хотя и не показывал этого внешне. Чувствуя себя значительно увереннее, он задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:
— Наш сердар, как вы смотрите на Эзиз-хана? Его имя очень популярно среди парода…
Ораз-сердар притушил веками острый блеск глаз.
— Этот разговор, надеюсь, останется между нами?
— Считайте, что ваши слова падают в колодец!
— В таком случае, я откровенен до конца: Эзиз-хан не внушает мне особого доверия. И я вам скажу почему. Он обманом заманил к себе Баба-хана и расстрелял его, а Баба-хан был очень нужный нам человек.
— Да, — сказал Бекмурад-бай, поглаживая бороду, — я его хорошо знал. Таких красивых людей, как он, не видел.
— Когда матери Баба-хана сообщили, что сын её предательски убит, она не поверила и сказала: «Ни у иноверца, ни у мусульманина не поднимется рука на моего сына».
— Это так, наш сердар.
— А вот у Эзиз-хана поднялась! Этот человек сделал жестокость своим призовым скакуном, а между тем каждое слово его люди воспринимают, как слово пророка.
— Правильно говорите, наш сердар! Я тоже слыхал, что если он скажет: у осла шея кривая, как у верблюда, люди подхватывают: и длиннее и кривее, чем у верблюда!
— Как вы думаете, Бекмурад-бай, можно с таким человеком пройти длинный путь?
— Нельзя, наш сердар, это очень опасный человек!
— Хорошо, что вы это знаете. А известно вам, что он собирается стать марыйским ханом?
— Известно, наш сердар. Да только мы и другое внаём, что не придётся ему здесь ханствовать.
— Как сказать, — многозначительно произнёс Ораз-сердар. — Если вы не хотите, чтобы Эзиз-хан стал ханом Мары, быстрее увеличивайте численность ваших отрядов. Без промедления встречайтесь с такими людьми, как Топбы-бай, Оремет Бурказ, Таган-пальван — пусть они в короткий срок увеличивают втрое, в пять раз число своих джигитов! Иначе Эзиз станет ханом Мары и поотрубает головы всем, кто может стать у него на пути. Многих достойных людей ожидает участь Баба-хана, — не забывайте об этом!
— Мары — это ему не Серахс! — зло дёрнул усом Бекмурад-бай. — Здесь нет дураков, которые позволят рубить себе головы! Это он и сам понимает.
— Он-хо понимает, но и вы не забывайте, — возразил. Ораз-сердар.
— Не придётся Эзизу ханствовать в Мары! — жёстко сказал Бекмурад-бай.
— Моё дело предупредить вас…
— Конечно, наш сердар, предупреждение в подобных делах никогда не помешает. Мы вам благодарны за предупреждение!
— В таком случае, разрешите откланяться, — Ораз-сердар встал со стула, глянул на ручные часы, забранные серебряной решёткой. В Чарджоу сейчас идут эшелон за эшелоном, а никто не знает, куда я ушёл — могу понадобиться.
— Если понадобится — найдут, — сказал Бекмурад-бай и предложил: — По одной на прощание?
Они выпили стоя. Ораз-сердар повертел в пальцах рюмку, полюбовался игрой света в хрустальных гранях.
— Знаете, Бекмурад-бай, бывает ирония судьбы…
Он замолчал. Бекмурад-бай, почти догадываясь о недосказанном, заметил:
— Верные слова, наш сердар… Говорят, хоть и преследуешь, но оглянись назад.
— Вот-вот, об этом и я… Когда лиса выходит из своей норы, она обязательно возвращается обратно, что
бы проверить, легко ли при случае может вернуться. А если говорить без иносказаний, то, начиная любое дело, не следует забывать и о возможной неудаче.
— Согласен с вами.
— Если так, то советую вам по-дружески: подготовьтесь на всякий случай.