Дурды провожал врага глазами, не испытывая ни малейшего желания подойти. Им овладело тупое отчаянье. Последний раз, следя издали вслед за гуляками, он с тоской подумал: «Сейчас кинусь, ударю ножом, а там будь, что будет…», но не кинулся и не ударил, а только вздохнул и прошёл мимо мейханы, куда зашёл Чары с приятелями.
Неожиданно для себя он очутился на батрацкой площадке и также неожиданно увидел знакомое лицо.
— Сары-ага! Как вы попали сюда?
Сары обрадовался не меньше, чем Дурды. Он обнял друга, похлопал его по спине, усадил рядом с собой. Юноша сияющими от счастья глазами смотрел на своего покровителя и наставника.
— Почему попал? Ай, Дурды-джан, это самое подходящее место для бедного человека, у которого собственного хозяйства нет… Ушёл я от Мереда, ну его к шайтану. Жёны его грызутся, как собаки. Аннатувак совсем сбесилась, никому от неё житья нет. Я и подумал, что надо ноги уносить, пока голова на плечах. А то наймёт она на твоё место какого-нибудь дурачка — и получится, что воробей зерно воровал, а перепел на соломе попался.
— Правильно сделали, что ушли, Сары-ага.
— И ты молодчина! Сыновей её избил и оставил с позором.
— Моммук сам первый в драку полез…
— А вот это ты напрасно допустил. Когда видишь, что драки не избежать, бей первым. У первого удара двойная сила. Что обидчикам не спускаешь, это хорошо — в волчьем логове надо с волчьими клыками жить, иначе от тебя клочки шерсти останутся. Но запомни, что нельзя ждать, пока тебя ударят…
— Сары-ага, посоветуйте, как быть, — потупившись, сказал Дурды. — Хотел я Чары сегодня убить, но упустил его утром, а теперь он всё время с друзьями ходит…
Выслушав все подробности, среди которых, конечно, ни словом не было упомянуто про нерешительность, Сары подумал и спросил:
— Конь где стоит?
— Чей конь? — не понял Дурды. — Я пешком пришёл.
— То-то и плохо, что пешком. Дело твоё, Дурды-джан, трудное, и опасное дело. Но отговаривать тебя не буду, потому что — святое дело. Чем больше мы покоряемся баям, тем крепче они с нас шкуру дерут… Не останавливаю тебя, Дурды-джан, вышедший в дорогу, говорят, с полпути не возвращается. Только надо всё обдумать, как следует, а ты утром очень неразумно поступил. Убьёшь, а сам куда? Тебя сразу растерзают. В базарной толпе не спрячешься. Что толку в такой мести?
— Как же быть, Сары-ага? Я не могу возвращаться домой, не выполнив своей клятвы!
— Вот как, ты поклялся?.. Ну, ладно, всё равно тебе не придётся возвращаться, даже если ты и выполнишь клятву…
— Почему?
— Ты уже взрослый, а думаешь, как ребёнок. Что же Бекмурад-бай простит тебе смерть брата? Или ты хочешь, чтобы тебя на глазах у матери убили и её заодно с тобой? Тебе, братишка, придётся скрываться какое-то время, иначе всё твоё дело дынной корки не стоит. И лучше всего — в пустыне, у чабанов, а для этого нужен добрый конь, понял?
— Понял, Сары-ага!
— Всё понял?
— Всё понял, Сары-ага!
— Ну и хорошо. А знаешь, где конь Чары стоит?
— Знаю. Хороший конь! В сарае привязан.
— Бекмурад-бай понимает толк в лошадях. Ему только один Меред не уступает, арчин наш… Значит так. Иди в тот сарай и жди возле коня, но осторожно, чтоб тебя за конокрада не приняли. А я пойду поищу Чары, — да будет нынешний день его последним днём. Если дело не выйдет, я приду в тот сарай и скажу тебе. А если придёт один Чары, значит, всё в порядке. Пусть отвяжет коня. Станет в седло садиться — тут и бей. Бей не торопясь, наверняка. У тебя нож какой?.. Вах, какой хороший нож!..
— Это дедушкин…
— Твой дедушка, видно, был умный человек, любил не игрушки, а настоящие вещи. Этот нож не местной работы, его арабские туркмены ковали. Видишь, узоры какие на клинке?
— Отец говорил, что это из Хиндустана.
— Может быть. Но всё равно — штука добрая… Значит, ты рот не разевай и бей Чары ножом либо под левую руку, либо пониже левой лопатки. А потом садись на его коня и гони во весь дух в Каракумы. Я буду поблизости, даже если ты меня и не заметишь. В случае чего, помогу — панику устрою, задержу погоню. Понял?
— Понял, Сары-ага.
— Тогда пошли… Ты — сюда, я — туда. Время уже вечернее, как бы не прозевать этого гуляку…
Дурды сделал так, как ему советовал Сары. Ожидая в полутёмном сарае врага, он с радостью ощутил в себе уверенность и мужество. От утренней робости не осталось и следа. Эта метаморфоза объяснялась, видимо, ничем иным, как участием в деле Сары. Утром Дурды чувствовал себя совсем одиноким и потому — слабым, поддержка Сары дала ему и силы, и твёрдость духа. Великая это сила — рука друга!