Чары пришёл, когда уже совсем смеркалось. В сарае оставалось всего несколько коней припозднившихся покупателей. Людей не было совсем.
Хлопнув коня ладонью по брюху, Чары подтянул подпругу, приладил хурджун. Его изрядно покачивало, отвязывая повод, он чуть не упал, выругался и глупо засмеялся.
Конь шумно раздул ноздри и отвернулся, презрительно блеснув фиолетовым глазом.
Когда Чары взялся за луку седла, Дурды бесшумно шагнул вперёд, удивляясь собственному спокойствию. Дедовский нож вошёл в тело врага свободно, с лёгким хрустом, словно в спелый арбуз.
…Километров двадцать Дурды проскакал по дороге, прежде чем догадался свернуть в сторону. Застоявшийся конь шёл ходко, без видимых признаков усталости. Но всё же, проехав бездорожьем около четырёх километров, Дурды стал придерживать его: коня надо было беречь пуще глаза.
У небольшого арыка юноша спешился, напоил коня. Тот долго тянул в себя чёрную воду, пережёвывая, скрипел зубами.
За арыком рос клевер. Дурды присел, не выпуская из рук поводьев. Конь постоял, недовольно фыркнул несколько раз, мотнул головой и начал щипать сочную траву.
Теперь, когда городской базар остался далеко позади, Дурды ощутил прежнюю робость и снова почувствовал себя мальчишкой, совершившим нехороший поступок. Не то, чтобы его мучила совесть. Он, пожалуй, даже не сознавал толком, что убил человека, как не представлял и того, что отныне его судьба — постоянная дорога, ночлег под звёздами и мучительное ожидание возмездия. Его просто томила необычность положения, в котором он очутился. К этому примешивалось ещё чувство голода — занятый поисками Чары и различными переживаниями, он ни разу за целый день не перекусил.
Что будет дальше? Он попытался подумать, но мысли появлялись совсем уж детские и по-детски произвольно норовили перескочить на совершенно постороннюю, отвлечённую тему.
На небе прорезался тонкий серп луны. Дурды осмотрелся и ему показалось, что местность знакомая. Он напряг глаза. Ну, конечно, знакомая! Эта клеверная лужайка граничит с участком Клычли, а вон и его кибитка угадывается в тёмном пятне деревьев.
Значит, вместо того, чтобы скакать в Каракумы, он машинально держал направление на родной аул. А может, это перст судьбы? Может быть, она привела его сюда, чтобы он посоветовался с Клычли о своей дальнейшей жизни? Дурды не очень верил в божественное провидение, но тот факт, что он оказался у своего села да вдобавок не около дома арчина или Сухана Скупого, а именно около Клычли, который относился к нему, как к родному, — это было странно и невольно заставляло думать о вмешательстве добрых потусторонних сил.
Ведя коня в поводу, Дурды подошёл к кибитке, постоял, собираясь с духом, и негромко позвал Клычли. Тот вышел сразу, словно только и ждал зова.
— Это я, — сказал Дурды, — давай отойдём в сторонку, поговорить надо.
Не говоря ни слова, Клычли зашагал рядом с ним.
Когда они отошли на порядочное расстояние, Дурды опустил голову и виновато сказал:
— Я убил Чары… Брата Бекмурад-бая… На базаре убил…
— Слыхали уже. Наши базарные весть принесли.
По тону Клычли нельзя был понять, одобряет он поступок Дурды или осуждает. Они помолчали, потом Клычли спросил:
— Как дальше думаешь жить?
— Мысли у меня разбегаются, — сознался Дурды. — Хотел с тобой посоветоваться.
— Да-а… — неопределённо сказал Клычли. — Хвалят тебя в ауле, говорят: «Молодец, мол, джигит, смелым парнем оказался, не струсил перед баем».
— Правда, хвалят?!
— Куда скрываться от Бекмурада думаешь? — не отвечая на вопрос, спросил Клычли.
— Сам не знаю…
— Конь «его»?
— Да.
— Может, тебе в Ахал податься на время?
— Места незнакомые в Ахале…
— Для тебя, джигит, теперь только незнакомые места и хороши.
— Да он всё равно разыщет там… Узук ведь отыскали?.. У него всюду свои люди, куда от них спрячешься.
— Пожалуй, что найдёт… — согласился Клычли. — Наделал ты дел, парень!
Это было сказано с явным неодобрением. Дурды изумился и испугался: неужели Клычли возмущён его поступком? Почему? Разве он поступил не по древнему закону прадедов? Может быть, коня Чары брать не следовало? Но тогда трудно было бы спастись самому. Он же не украл коня, это его законная добыча. Тем более, что Бекмурад-бай ни копейки калыма не заплатил.
— Придётся тебе пока к чабанам ехать, — сказал Клычли. — Каракумы велики, а чабаны — народ приветливый, байских наушников среди них не водится. Там и переждёшь первое время.