— Мне Сары-ага то же самое советовал, — сказал Дурды, всё ещё находясь под влиянием недовольного топа Клычли.
— Оружие есть у тебя?
— Один нож…
— Это не оружие. Ты далеко не уезжай. Денька через два-три завернёшь ко мне, я винтовку к тому времени припасу.
— Спасибо тебе, Клычли!
— Ладно, чего там…
— Пожалуй, поеду, пока никто не пронюхал, что я здесь.
— Светлого тебе пути…
Когда Клычли скрылся в темноте, Дурды спохватился, что забыл попросить у него хотя бы кусок лепёшки, и в желудке засосало с удвоенной силой. Однако возвращаться было неловко. Юноша сглотнул голодную слюну, постоял и стал подтягивать подпругу. Задремавший жеребец всхрапнул и снова опустил голову. Дурды помедлил садиться в седло. Говоря по правде, страшно было ехать в неведомое. Кому он нужен? Кто его ждёт? Говорят, длину дороги знает идущий. А вот он не знает, какие дороги приготовила ему неласковая судьба, на какой из них поджидает его месть Бекмурад-бая.
…Абадангозель с тревогой ожидала возвращения мужа.
— Кто это был? — спросила она, едва Клычли переступил порог.
— Путник, — суховато ответил Клычли. — Заверни-ка побыстрее в платок лепёшку и кусок мяса.
Недоумевающая Абадангозель быстро исполнила требуемое. Клычли снова вышел. «Побежал! — с удивлением подумала молодая женщина. — Куда он побежал? Не дай бог, случится что… В ауле сегодня шумели, а я из-за болезни выйти не могу. И Клычли отмалчивается, отделывается общими словами, будто я ему чужая какая!» Она с досадой начала стелить постель и встрепенулась, услышав шаги. Вошла свекровь.
— Чего полуночничаете? — спросила она, подозрительно оглядывая кибитку. — Муж где ходит?
— Вызвал его кто-то, — сказала Абадангозель, снова берясь за постель. — Пришёл, взял чурек с мясом и опять ушёл. — Убежал, — уточнила она. — Да вот он, кажется, идёт…
Не ожидая увидеть в кибитке мать, Клычли вопросительно посмотрел на неё. Она коротко спросила:
— Дурды?
Клычли покосился на жену.
— Да…
— Ушёл?..
— Уехал.
— Куда?
— Не знаю… В пески.
— Ну, и хвала аллаху. Курица клюёт, что видит. А ничего не видит, ничего не клюёт.
— Ты, мама, всё с поговорками, — улыбнулся Клычли.
— Конь-то у него хороший?
— Ладный жеребец. У Чары забрал.
— Послушайте, — возмущённо сказала Абадангозель, — вы говорите, а я ничего не понимаю! Разве это справедливо?.. Какой Дурды? Почему он ночью в пески едет? У какого Чары коня отобрали?
— А разве ты ничего не слыхала? — удивилась Огульнияз-эдже.
— Конечно, нет!
— Крепко тебя муж от слухов бережёт! Не хуже, чем Сухан Скупой свои деньги… Дурды — это наш Дурды. Он сегодня на базаре убил Чары…
— Какого Чары?
— Того, что тебя сватал, брата Бекмурад-бая.
— Вах! Туда ему и дорога, этому развратнику!! Сколько девушек в нашем ауле от него пострадало, счёту им нет. Молодец Дурды! Клычли-джан, почему ты не пригласил его в кибитку? Он наверно устал и проголодался, я бы накормила его… Где же он теперь спать будет?
— Мир тесен только для злого, — философски заметила Огульнияз-эдже, — а для Дурды в нём места хватит.
— И подумать только! — восхищалась Абадангозель. — Совсем ещё мальчик, а решился на такое дело, что только храбрецу впору.
— Этому мальчику свою кибитку впору ставить, а он в самом деле ребячеством занимается!
— Ты чего? — не поняла сына Огульнияз-эдже.
— Я говорю, что поторопился Дурды, глупость сделал, — пояснил Клычли… — В таком деле надо было обдумать всё, посоветоваться три раза, подождать удобного момента…
Огульнияз-эдже засмеялась.
— Неправ ты, сынок, совсем неправ… Лягушка вон всю жизнь ждала, что у неё зубы вырастут, да так беззубой и околела… Дурды поступил, как настоящий мужчина, и осуждать его не надо, ему надо помочь.
— Я и так помогаю, — буркнул Клычли.
Спящего и змея не жалит
Бекмурад-бай сидел у горящего оджака и ждал, пока настоится чай, когда пришёл Аллак. Сухо ответив на его приветствие, Бекмурад-бай кивнул:
— Проходи, садись… Как живёшь?
— Ничего… слава аллаху…
— Хорошо, если так.
— Бай-ага, я к вам по одному делу пришёл…
— Говори, — разрешил Бекмурад-бай и начал переливать чай из чайника в пиалу и обратно.
— Позавчера у Вели-бая украли лошадь… Я к ней и близко не подходил, бай-ага, спросите кого угодно!
— А ты причём?