— Дай мне свой нож! — решительно потребовал Аллак, подкатывая рукав халата.
Ничего не подозревающий Дурды, взяв нож за лезвие, протянул его рукояткой Аллаку. Тот резко махнул рукой.
— Вот… — сказал он, глядя, как медленно выступает густая тёмная кровь. — Вот что я хотел сказать…
Кровь струйкой падала на землю, нелепо пятнала изумрудно-зелёную от утренней росы траву. Живая, тёплая, человеческая кровь… Голос Аллака был твёрд.
— Вот… Ты предлагал мне братство. Теперь предлагаю я!
Тихая прохладная ночь, характерная для позднего лета, спустилась на землю. В длинном ряду кибиток уже давно прекратилось всякое движение. А Бекмурад-бай всё не спал, поскрипывая пружинами кровати, поставленной во дворе, под развесистым шелестящим клёном.
Внезапно в шелест кленовых листьев вплёлся шорох крадущихся шагов. Бекмурад-бай насторожился, нащупал под подушкой браунинг. Тёмная фигура отделилась от крайней кибитки и нерешительно остановилась. ’
— Это ты, Аллак? — у Бекмурад-бая были поистине кошачьи глаза.
— Я, — отозвалась фигура. — Салам алейкум, бай-ага.
— С добрыми новостями?
— Да… Пойдёмте поговорим…
Бекмурад-бай накинул на плечи халат, подумав, вытащил из-под подушки браунинг и пошёл за Алланом. Около овражка, прорытого весенним половодьем Мургаба, пощипывая скудную траву и фыркая, ходили две лошади. Аллак остановился.
— Вот его конь…
— А он сам?
— Я выполнил вашу… ваше поручение…
— Пристукнул негодяя? — настойчиво повторил вопрос Бекмурад-бай, испытующе глядя на Аллака и соображая, почему он так волнуется.
— Пристукнул, бай-ага…
— Богоугодное дело сделал… Когда это произошло?
— Вчера вечером.
— Почему так долго собирался?
— Случая подходящего не было.
— Хм… Ты его до смерти пристукнул?
— До смерти, бай-ага…
— А может, поспешил, второпях не прикончил?' Люди подберут, выходят, а?
— Что вы, бай-ага, как можно выходить! Всю кровь из него выпустил…
— Много крови было?
— Вах, много… Целая лужа!
— Больше, чем из барана?
— Не знаю, бай-ага… Может быть, больше, мажет быть, меньше…
— Та-ак… Ну, что ж, иди отдыхай, Аллак. Ты заработал себе отдых… Он сопротивлялся сильно?
— Не успел он, бай-ага… Я неожиданно ударил.
— Ножом?
— Ножом…
— Ты знаешь что, Аллак, дай мне этот нож, — сказал Бекмурад-бай. — Я хотел его тебе оставить, но лучше я тебе другой подарю, побогаче, а этот мне отдай.
— В крови он, бай-ага… Не обтёр я впопыхах… — виновато сказал Аллак
— Кровь врага всегда приятна, — Бекмурад-бай повертел в руке нож, вглядываясь в покрывающие лезвие пятна, в другой руке он держал браунинг. — Кровь врага радует, — повторил он, — но оружие надо держать в чистоте. Кстати, ружьё ты куда дел?
— На седле привязано.
— Не понадобилось?
— Нет, бай-ага… Такие дела шума не любят.
— Молодец!.. Хотя на этот раз шум был бы полезен.
— Не знал я, бай-ага…
— Не знал, говоришь?.. Ладно, иди домой… За лошадьми я пришлю людей.
— Если вы разрешаете, я пойду, бай-ага…
— Иди, иди… Постой-ка! Хей! Аллак!..
— Слушаю вас, бай-ага.
— Где ты этого бродягу прикончил?
— Недалеко… За Серебряной горой…
— А точнее?
— В Долине змей, бай-ага… И закопал там же…
— Закопал?! Кто тебя об этом просил!
— Шакалы там… — пробормотал Аллак, смущённый явным недовольством бая. — А днём стервятники расклевали бы… Он и так невинно пострадал… — Аллак прикусил было язык, но поздно.
— Что ты сказал?! — свистящий шёпот Бекмурад-бая хлестнул его, словно плеть. — Невинно?! А что эта падаль Чары убила, — это тоже невинно?!
— Простите, бай-ага! — взмолился Аллак. — Я хотел как лучше… Не подумал я… Простите…
— «Не подумал»! — остывая, передразнил Бекмурад-бай. — Тельпек на чём носишь? На голове? Или у тебя пенёк вместо неё торчит?
— Виноват, бай-ага… Простите…
— С виноватого два раза спрашивают!.. Эту падаль надо было на куски изрубить и раскидать по всем Каракумам, а не закапывать… Иди, отдыхай!
Этой же ночью двое людей Бекмурад-бая, поднятые им с постели, погнали коней в сторону Долины змей. Вернувшись, они сообщили, что видели могилу. Пастухи подтвердили, что в ней зарыт незнакомый парень, которого накануне убил за какое-то преступление его спутник. Пастухам было велено разровнять могилу, как и приказал бай-ага, и пустить по ней овечью отару. Теперь ни один человек следа её не отыщет, будь он даже сам Сари-следопыт.