— Надо было выкопать и собакам пастухов скормить, — сказал Бекмурад-бай, выслушав своих посланцев. — Не догадались!
— Мы сделали, как вы сами велели, — оправдывались джигиты.
Бекмурад-бай махнул рукой.
— Ладно, идите… Аллаку скажите, чтоб зашёл, когда стемнеет.
Услышав это приказание, Аллак, таившийся от соседей в своей мазанке, обрадовался: кончилось время затворничества, вспомнил бай о своих обещаниях. Хотя, нет, сначала кибитку новую поставить, а потом уже хозяйку в неё привести… Нет, не так. К жене надо, обрадовать её и родителей — тоже, отдать им остаток калыма. Всё-таки четыре года ждали молча, шутка ли!
Бекмурад-бай встретил трепещущего от счастья Аллака довольно сухо и даже не пригласил сесть.
— Ты, Аллак, слышал пословицу «Думал: святой, оказался — свиньёй?» — спросил он, сурово хмурясь.
— Нет… — пролепетал сникший Аллак, чувствуя, что его радужные мечты разлетятся сейчас, как пушинки степного одуванчика под ветром. Нет, не слыхал… То есть, да, бай-ага, слышал…
— Хорошо, что слышал. А смысл её понимаешь?
— Нет, бай-ага, не понимаю, к чему вы говорите такие слова. Я всегда старался все ваши приказания исполнять, не перечил вам..
— А Дурды?..
— Что Дурды?.. — Аллак с трудом проглотил застрявший в горле комок.
— Ты убил его?
— Клянусь вам, бай-ага…
Бекмурад-бай прищурился.
— А до меня дошли слухи, что ты только коня его увёл, а он жив остался.
— Клянусь вам, бай-ага…
— Я, конечно, верю тебе, но, когда слышишь разные разговоры, начинаешь им верить… Я помню, что обещал тебе, и выполню обещание. Больше того, я помогу тебе все долги заплатить…
— Нет у меня долгов, кроме калыма, бай-ага…,
— Ну, хорошо. Тогда на хозяйство денег дам, земли немного выделю. Свою-то ты продал… Словом, жалеть ни о чём не будешь.
— Спасибо вам, бай-ага!
— Но ты, Аллак, должен дать мне бесспорное доказательство, что проходимец Дурды мёртв, понял?
— Не понял, бай-ага. Какое доказательство?
— Ну, что-нибудь такое… От Дурды этого…
— Папаху?
— Не прикидывайся идиотом — папаху у кого хочешь можно взять! Чем ты докажешь, что её именно Дурды носил?
Аллак понял и похолодел от циничной жестокости Бекмурад-бая.
— Не могу я вернуться… Как буду резать мёртвое тело!..
— Живого убить труднее. Ты же не побоялся?
— Нет, бай-ага, не могу! Я вам укажу место — пошлите кого-либо другого!
— Я думаю, что лучше съездить тебе, — многозначительно и недобро сказал Бекмурад-бай Он умел хорошо притворяться, когда это было необходимо, и Аллак понял скрытую в его словах угрозу.
— Ладно — сказал он, — я поеду.
— Вот и хорошо, — одобрил Бекмурад-бай, очень довольный своим хитроумным планом, с помощью, которого он ловил сразу двух зайцев. Пусть попробует теперь этот глупец разыскать могилу, по которой прошла овечья отара! — Ты, конечно, запомнил место, где похоронил убитого?
— Запомнил — хмуро сказал Аллак. — Давайте коня… И оружие.
— А это зачем?
— Мало ли что в пути бывает, а на мне — кровь.
…Двумя днями раньше в Долине змей паслась отара овец. Кто знает, почему дали такое мрачное название весёлой и милой долинке. Может быть, когда-то здесь в самом деле водились змеи, но сейчас их не было ни одной, и овцы, наслаждаясь сочной травой, питаемой неведомыми подземными водами, спокойно бродили по северной оконечности низины.
Пообедав мясом молодого барашка, Дурды с удовольствием напился чала, крякнул и сказал, утирая губы:
— У тебя лопата есть, Эсен? Захвати её и пойдём со мной.
— Куда мы? — поинтересовался Эсен, исполнив просимое.
— Подальше отсюда шагов на двести.
— А лопаты зачем?
— Могилу, рыть будем.
От неожиданности Эсен споткнулся, потом засмеялся, приняв слова гостя за шутку.
— Кому же это понадобилось?
— Бекмурад-баю, — ответил Дурды.
— Когда ты успел его?..
— Ещё не успел, но пусть место готовым будет.
— Нет, я серьёзно спрашиваю: что рыть будем?
— А я не шучу. Могилу будем рыть.
— Для кого?!
— Для меня.
Эсен с досадой плюнул и зашагал быстрее. Дурды улыбнулся.
— Постой, Эсен, не сердись… Слышишь?.. В народе говорят: «Сердишься — укуси себя за нос». Давай укуси.