Выбрать главу

— Хоть на край света веди, лишь бы тебя не видеть! — воскликнула Огульнязик, направляясь к двери.

На следующее утро по всему аулу прошёл слух, что красавица Огульнязик сошла с ума. Её жалели многие— и женщины и мужчины. Первые — как обычно сочувствовали своей сестре в несчастье, вторые — сокрушались, что молодость Огульнязик так и завяла, не сумев расцвести, в чахлом саду старого ишана.

Переживала и сама Огульнязик. Первые дни заключения её действительно радовали тем, что она избавилась наконец от опостылевшего до чёртиков ишана. Однако потом, по здравом размышлении, она задумалась над своей дальнейшей судьбой. Жизнь не сулила ничего доброго, как не было доброго и в прошлом. Темница — преддверие могилы, — прав был ишан. И всё же Огульнязик не собиралась так быстро сдаваться.

Сидя у окна, она расчёсывала свои длинные и густые— гребень ломался — волосы. Чёрным водопадом они лежали на её коленях. Она захватила одну тяжёлую прядъ посередине, провела по ней гребнем. Руки пришлось развести как только можно широко, чтобы гребень соскользнул с концов волос. Перед глазами промелькнули строчки давнего письма: «Если бы мне суждено было кончить жизнь в петле из твоих волос, я не пожалел бы о жизни». Так писал когда-то Клычли. Где сейчас эти светлые денёчки, где письмо, где сам Клычли? Всё промелькнуло, как ветер, как мимолётный сон. Проснулась — вокруг пасмурно, неуютно, тоскливо. Да, воды — утекут, камни — останутся. Остались они, тяжёлые камни, раздумий и безнадёжности. Что прикажете с ними делать? Может быть, на шею да с крутого берега — в воду, чтобы не влачиться, скуля, по жизни, как перееханная гружёной арбой собака?..

— Возьмите обед, гелин, — послышался негромкий голос «немого» азанчи, и в приоткрывшуюся дверь просунулось блюдо с едой.

Вздохнув, Огульнязик приняла блюдо.

— Я хочу сказать вам пару слов, — сунулся было в дверь азанчи и сразу смущённо попятился назад, — Простите меня. Не знал, что вы с непокрытой головой. Я подожду, пока вы причешетесь.

Огульнязик быстро убрала волосы и пригласила азанчи войти. Он не пошёл дальше порога. Присел у двери на корточки и долго покряхтывал и вздыхал, не решаясь заговорить, мялся, мучаясь собственной робостью.

— Я хотел вам сказать, что видел святого Хидыра, — всё же решился он. — Поднялся как-то на минарет, чтобы пропеть азам, и перед самым рассветом явился мне святой Хидыр.

— Дай бог, чтобы исполнились все ваши желания, отец, — добродушно сказала Огульнязик.

— Спасибо, доченька, за хорошие слова. Тогда я сознание от радости потерял, азан другой человек за меня пропел. А когда очнулся — вокруг люди стоят и спрашивают, что случилось. Каждому интересно. Однако, сами знаете, нельзя говорить о встрече со святым Хидыром, иначе исполнятся не твои желания, а тёк. кому расскажешь. Вот я и притворился, что онемел. Не знаю, то ли правильно поступил, то ли неправильно. Молчать-то не так уж трудно, да вот беда за бедой вместо удачи в дом идут.

— Что же с вами случилось? — спросила заинтересованная рассказом Огульнязик. Ей наскучило сидеть одной и она была рада словоохотливому старику, которому, видно, тоже надоело молчать. Пусть отведёт душу старый.

— Разное случилось, — завздыхал азанчи. — Жена всё время плачет и жалуется каждому встречному, что муж онемел. Глаза сухими не бывают. Но это ещё пол беды. Думаю, поплачет и привыкнет. Но вот недавно наша дойная корова отвязалась ночью. Забралась в сарай к соседу, потравила мешок ячменя, воды обпилась и околела.

— Да разве может корова съесть целый мешок ячменя?

— Не знаю, доченька. Сосед говорит, что целый мешок потравила, и требует платы. Заплачу, бог с ним, с соседом. Корову жалко было, но надеялся, что тёлка подрастёт. Хорошая была тёлка, породистая. Но и тёлку пришлось отдать. Ишан-ага надо мной каждый день молитвы читает, чтобы я говорить начал. За труды свои и потребовал тёлку. Теперь у меня из всего хозяйства один осёл остался. Вот и не пойму я, где правда. Говорят, человеку, увидевшему святого Хидыра, одни удачи в жизни бывают, а у меня — наоборот — одно несчастье за другим.

— Ничего, отец, всё поправится, — утешала старика Огульнязик, сочувствуя его неудачам.

— Как знать, — не поверил азанчи.

— Не падайте духом. Будет и вам удача в жизни.

— Надеюсь, доченька. Может быть, аллах всё сразу воздаст мне? Или он гневается, что я притворяюсь немым и обманываю людей? Может, поэтому мне и не везёт?