Он покивал на отрицательный ответ Клычли и надолго задумался, покручивая ус и глядя в одну точку.
— Ты, наверное, считаешь, что прицепился я к Узукджемал, как колючка к верблюжьему боку, — заговорил он негромко, — а в то не вникнешь, что жизнь моя семейная не так уж сладка была. Со стороны оно, может, и завидно выглядит: ещё бы — двенадцатилетнего мальчишку на восемнадцатилетней девушке женили! А пойди сам попробуй, что из этого получается… Легли мы с ней спать — она и привязалась ко мне: обнимает, целует, мнёт. Веришь, до слёз довела! Вырвался я от неё, к матери спать побежал.
— Да ну! — не выдержав, расхохотался Клычли.
— Вот тебе и ну.
— А мать — что?
— Мать отругала и опять к жене привела. Правда, предупредила её, чтобы она меня не трогала. Потом, конечно, всё в норму вошло, однако любви между нами так и не было. А теперь она уже старуха, четвёртый десяток пошёл.
— Да, — сказал Клычли, плохо, что у нас такие ранние браки допускаются. Тебе было неприятно, верю. А девушке — как? Ведь ей всю жизнь изломали, бесцельно загубили человека.
— Мне не лучше было. Вторую жену вроде бы по любви взял, да опять оказалось, что тыкву схватил вместо дыни. Ты знаешь, что Узукджемал девушкой похитили у родителей?
Клычли мог бы рассказать Черкез-ишану и о своей неудавшейся любви, которую похитил у него ишан Сеидахмед. Но говорить не хотелось. Да и Черкез-ишан наверняка знал сам об этой истории. И поэтому Клычли только кивнул:
— Знаю.
— Вот тогда мне бы могло улыбнуться счастье. К сожалению, я выбрал себе посредником одну старую сплетницу, и ничего из моей затеи не получилось. Очень жалею об ошибке, которую допустил тогда, но исправить её уже, видимо, невозможно.
— Главное, что понял ошибку.
— Понять-то понял, да что толку из этого? Позднее раскаяние, всё равно что запруда на пустом арыке — сколько ни городи, а вода ушла. И не зря говорят, что неудачнику бог малое даёт, так тот и малого не берёт: второй раз попала мне в руки Узукджемал — снова не сумел удержать. Почти месяц прожила у меня, представляешь? Я её не то, что пальцем не тронул — глянуть лишний раз боялся, чтобы взглядом не обидеть. И ведь согласилась уже со мной! Куда сбежала, почему сбежала — ума не приложу. По сегодняшний день следа отыскать не могу.
— У тебя прямо как у Меджнуна с Лейли получается, — сказал Клычли.
— Даже хуже! — воскликнул Черкез-ишан. Там хоть всё понятно было, а здесь — ничего не поймёшь. Вот что удивительно.
— Действительно, запутался ты крепенько, ишан-ага.
— Куда уж крепче! — Черкез-ишан покрутил головой и доверительно посмотрел на Клычли. — Ты знаешь, у меня сомнение одно есть. Не знаю, сказать тебе или нет.
— Коли другом считаешь, то говори.
— Да ведь у друга тоже друзья есть…
— Тогда не говори.
— Скажу! — решился Черкез-ишан. — Но уж если мы — друзья, то и ты мне должен честно ответить.
— Я тебе всегда честно отвечаю.
— А прошлый раз? Когда за горючим для «Джунаид-хана» приходили?
— Ну и злопамятный же ты, ишан-ага! — засмеялся Клычли. — То была вынужденная осторожность, благоразумие. Сам же говорил недавно, что благоразумие — мать удачи. Интересно, как бы ты посмотрел, скажи мы тебе прямо, что нефть и масло для большевиков нужны!
— Чёрт его знает, — засомневался Черкез-ишан. — Тогда, может быть, и в самом деле отказался бы помочь.
А сейчас?
— Что — сейчас?
— Сейчас поможешь?
— На слове ловишь?
— Не совсем. Но пусть даже так будет.
Черкез-ишан подумал.
— Я ведь ожидал, что вы снова обратитесь ко мне с этим вопросом. Знаю, что у большевиков тяжёлое положение с горючим. И помочь, конечно, помогу, да только дело очень опасное.
— Понимаю, — сказал Клычли. — Нынче всё опасно. Даже то, что мы сидим здесь с тобой и разговариваем. Однако если всё время от опасности убегать, в зайца можно превратиться. Иной раз следует навстречу ей идти.
— Не спорю. Достанем горючее.
— Много сможешь достать?
— А сколько поднимешь?
— Поднимем всё, сколько будет.
— Ладно. Только надо бы где-то укромное местечко найти — в городе рискованно возиться с этим. Да и выбраться тебе трудно будет — заставы кругом, патрули шастают. С бочками тебя сразу арестуют. А в контрразведку попадёшь — живым не вырвешься.
— Англичане всё лютуют?
— И они — тоже. Когда вы город оставили, их тут полно понаехало. Сейчас как будто число их постепенно уменьшается. Что будет дальше, не знаю.