— Слушай, братишка, моего сена и до половины зимы не хватит. Как быть? Сам знаешь, что первый урожай клевера червь съел.
— Того, что у тебя, на две зимы хватит, — сказал Аманмурад.
Сухан Скупой сделал плачущее лицо.
— Не говори так, дорогой! Скотины разве мало у меня?
— А кто тебя заставляет собственное сено везти? Посмотри вокруг — у кого увидишь лишнее, там и возьми.
— Не отдадут, братишка!
— Мне скажешь. Я живо управу найду!
— А-а… Ну, дай тебе бог здоровья — успокоил ты меня, А с чуреком как быть?
— Очень просто: прикажи женщинам, чтобы напекли побольше.
— Муки у нас совсем нет.
— У соседей займи, но испеки. Каждый дом должен дать тамдыр чурека. Я сам сейчас своим женщинам пойду прикажу, чтобы начали тесто месить.
— Занять не у кого, братишка! — канючил Сухан Скупой. — Мы уж сколько дней у соседей занимаем. Никто больше давать не хочет.
— Что же, теперь голодным будешь сидеть? — недоверчиво спросил Аманмурад.
— Придётся. Выхода нет.
— Почему вовремя зерно не смолол?
— Да уж две недели, как на мельницу десять возов отправил! Очередь, говорят, большая. И что за жизнь пошла, прости, господи!
— Ладно, Сухан-ага, если у тебя такое положение, то иди своих соседей поторопи и поскорее отправляй.
— Это я сумею! — обрадовался Сухан Скупой. — И всё?
— Хватит с тебя и этого, — великодушно сказал Аманмурад.
— Вот спасибо тебе, братишка! — Сухан Скупой сунул в рот кончик бороды, пожевал, выплюнул отгрызен-ные волоски. — С этим я быстро управлюсь, будь спокоен, — пообещал он Аманмураду.
Так же, как Аманмурад, поступали и другие арчины — всем был дан одинаковый приказ. И, как обычно, страдать пришлось наиболее бедным и безответным.
— У меня сена совсем нет! — слышалось в одном месте. — Одной корове до весны не хватит! Берите у того, кто лишнее припас!
— Последний чувал муки остался! — жаловались в другом месте. — Отдадим её — как сами жить станем?
— Не трогайте моего сына! — умоляли в третьем. — Единственный сын! У других — по три, по пять сыновей в доме. Пусть они одного пошлют!
— Умри ты сегодня, а я завтра! Моего — пошли, а твой отсиживаться за его спиной будет?
— Не пойдёт мой сын на войну, хоть убейте меня иа месте!
— Уйди с дороги, старик, а то прикладом двину!
— Вах, сыночек мой… инер мой… ягнёночек! Своим молоком тебя выкормила — на смерть посылаю!
— Не плачь, джан-эдже, не всех убивают на фронте!
— Братец, вот коурмы возьми, на дорогу…
— Быстрее, парень, быстрее собирайся!
— Береги жеребёнка, отец! Если подо мной коня убьют, хоть какая замена будет.
— Береги себя, любимый! Помни, что я и сын твой бога за тебя молить будем. Возвращайся невредимым!
— Эй, парень, халата похуже не мог найти? Одного вида твоего большевики испугаются!
Усиливающийся гул боя, горестные вопли женщин, плач детей, ругань джигитов, рёв верблюдов и ржание копей, скрип арб, гружённых сеном и чуреком, — всё это уливалось в дикую какофонию бедствия. И сизый дым, клубами поднимающийся из всех тамдыров и стелющийся над аулами, довершал впечатление большой беды.
К полудню стали появляться на дорогах первые беглецы с фронта. Чем дальше, тем больше их становилось. И вскоре трудно было различить, кто собирает налог, а кто спасает собственную жизнь. Дезертиры не просто бежали, они безобразничали всюду, где могли это сделать безнаказанно. Отнимали у дайхан верблюдов и лошадей, хватали на сёдла баранов. В некоторых местах даже похищали девушек.
Последнее послужило поводом к серьёзному возмущению дайхан. Мы пойдём помогать белым, говорили они, а белые тем временем разграбят наше имущество и покроют позором наших дочерей? И дайхане стихийно начали собираться в отряды по десять, двадцать и более всадников. Один из таких отрядов численностью в сорок сабель появился в западных песках. Через конных нарочных он держал связь со всеми окрестными аулами, и если где случался грабёж, всадники немедленно двигались навстречу грабителям. Пойманным на месте преступления пощады не давали — их расстреливали тут же, не слушая ни оправданий, ни мольбы о милости.
Грабежи прекратились. Вскоре после этого отряд присоединился к регулярным частям Красной Армии.
Для борьбы с врагом и игла — колун
Сено и хлеб белым удалось кое-как собрать. Но с набором «добровольцев» дело не ладилось. С великим трудом, действуя уговорами, угрозами, силой, арчины собрали требуемое количество людей. Некоторые, покорившись своей участи, прибыли в указанное им место сбора. Однако многие из парней не доехали до города. Часть попряталась по арыкам, найдя временное пристанище в зарослях кустарника и камыша, часть ушла в пески.