Всё же не не забыли. Собравшись для переселения, ишан Сеидахмед послал за ней свою старшую жену мать Черкез-ишана. Огульнязик отказалась покинуть келью. Можете убить меня, сказала она, мёртвого не вытащат из могилы. Убейте — и бегите подальше, а мне не мешайте.
Услыхав её ответ, ишан Сеидахмед махнул рукой. Пусть остаётся, пусть дожидается красных аскеров. Они — падки до женщин и быстро дадут ей то, чего она добивается — успокоят её в могиле. Да и вообще нечего на позор себе тащить в чужие края сумасшедших баб.
Огульнязик посмотрела в щёлочку на отъезжающие арбы с имуществом ишана, плюнула им вслед и вернулась к своим книгам, хотя дверь была уже не заперта и она могла идти куда хочет. Когда Берды сидел под деревом и размышлял, она в это время листала толстый том Навои. Мысли о смерти ушли — молодая женщина думала совсем о другом.
Прочитав эти стихи, Огульнязик заложила пальцем страницу книги и подняла глаза к потолку, шёпотом повторяя прочитанное. Да, вот и Навои о том же говорит. Большой был человек — визирем у султана Хусейна служил, учёный и художник, музыку сочинял, стихи. А так же, как и все простые смертные, был подвержен любовным мукам.
В самом деле, что такое любовь? Она полноводнее безбрежных морей и яростнее полноводной реки. Только сердце может выдержать её всесокрушающую волну, вместить в себя всю её необъятность. Значит маленькое человеческое сердце шире и сильнее всего на свете. По разве ты создано только для вечного терпения, о сердце? Разве, вмещая в себя всё, ты не способно вместить радость? Не выдерживая жара огня, плавится железо и золото, трескаются и разрушаются камни. А ты, маленький жалкий комочек плоти, ты выдерживаешь любой огонь — и не плавишься, не разрушаешься, не превращаешься в пепел. И огонь тебя жжёт, и льдом схватывает, и горы тяжкие наваливаются на тебя — всё тебе по силам, всё ты выдерживаешь, надеешься на будущее. Что ж, надежда — половина человеческой жизни. Я тоже надеюсь. На что? Одни аллах ведает. А может быть, и он не знает — куда ему, старенькому, до каждого человека приглядеться, к каждому прислушаться. Но я надеюсь и живу своей надеждой. Говорят, жаждущему бог в окошко подаёт. Возможно, и мне подаст, только надо бы решётку убрать, чтобы не мешала…
Огульнязик подошла к окну и вздрогнула, увидев человека, стоящего неподалёку, под деревом. О аллах, да ведь это же тот самый парень! Это — Берды! Что его привело сюда? Может, он ко мне пришёл? Но тогда почему стоит вдали, не приближается, не ищет? Или у него что-то недоброе на уме? Ведь он — большевик, а от большевиков, как рассказывают, хорошего ждать нечего. Окликнуть его или лучше не показываться?
В этот момент Берды пошёл к дороге, огибая стороной подворье ишана Сеидахмеда. Со смешанным чувством опасения и желания позвать Огульнязик следила за ним до тех пор, пока он не скрылся за углом дувала. Тогда она уронила книгу на пол и выбежала из мазанки, крича:
— Берды!.. Берды!..
Он оглянулся, даже не удивившись, будто ждал этого зова. Огульнязик бежала к нему, улыбаясь. Но вдруг застеснялась, замедлила шаг, опустила голову, прикрывая рот яшмаком.
Поздоровавшись, они некоторое время не знали, о о чём говорить. Огульнязик стыдилась своей несдержанности, хотя и не жалела о ней. Берды был смущён не меньше, потому что всего несколько минут назад гнал от себя грешные мысли об этой женщине.
Постепенно они оправились от смущения.
— Тебя ничего не удивляет? — спросила Огульнязик.
Берды не понял.
— Ну, то, что весь народ убежал из аула, а я осталась, — пояснила она, украдкой бросив на него взгляд.
— Удивляет! — облегчённо согласился он. — Почему вы остались?
— Меня не взяли. Я — сумасшедшая.
— Как — сумасшедшая?! — снова не понял Берды. — Кто вам сказал эту чушь?
— Благочестивый мой пир и владыка — ишан Сеидахмед. Сказал, что не стоит везти в чужие края безумную жену, чтобы не позориться там перед людьми.
— Сам он рехнулся, старый мерин! — вспыхнул Берды. — Вот ему и кажутся сумасшедшими все нормальные люди!
Огульнязик несмело улыбнулась.
— Может быть и так.
— Вы не бойтесь, что он вас бросил, — сказал Берды, подумал и добавил: — Возможно, отсюда ваши удачи начнутся.
Огульнязик опять испытующе и быстро взглянула на него.
— Дай бог, чтобы твои слова сбылись.
Он перехватил её взгляд и потупился в замешательстве. Она поняла, что выдала себя, покраснела, как маков цвет, готовая провалиться сквозь землю. От стыда у неё даже пот выступил на переносице.