Довольный воинственным настроением масс и пытаясь облечь расправу над арестованными большевиками в видимость правосудия, которым должен стать «глас народа», Ораз-сердар посоветовал Эзиз-хану, как «народному вождю», провести митинг, где большевикам будет вынесен смертный приговор. Эзиз-хап согласился.
Коварный и осторожный, он не доверял ни Ораз-сердару, ни тем более русским офицерам. Зачастую он действовал по их указке, но это было показное послушание: все приказы и предложения Ораз-сердара Эзиз-хан предварительно обсуждал со своими советниками и выполнял постольку, поскольку они соответствовали его собственным планам.
Он ненавидел большевиков смертельной ненавистью. Будучи неграмотным степняком, он тем не менее понимал, что именно большевики являются основным препятствием для его честолюбивых замыслов. Приехав в Мары, он сразу же разослал по городу своих лазутчиков и приказал всех, на кого только покажут, что он большевик, хватать без лишнего шума и «провожать от собак».
При таком положении вещей Сергей и Клычли балансировали, что называется, на тонкой нити. В городе их знали многие, и не было гарантии, что кто-нибудь не укажет на них лазутчикам Эзиз-хана или джигитам Ораз-сердара. Было опасение, что их приметили контрразведчики белых во время объявления газавата. И всё же, когда раздался гудок, они пошли в железнодорожный парк на митинг.
Если вербовка джигитов прошла более менее успешно, чему способствовали не столько старания агитаторов Ораз-сердара, сколько горькая нужда, разорённость дайханских хозяйств, то в другом Ораз-сердар жестоко просчитался. Дайхане взяли коней и оружие, но они совсем не были склонны требовать расправы над пленными большевиками. Да и среди собравшихся на митинг большинство представляли железнодорожные рабочие. Они потребовали немедленного освобождения большевиков, и Ораз-сердар, скрепя сердце и последними словами кляня «мягкотелость» дайхан, вынужден был уступить.
Митингующие двинулись на вокзал. Арестованные большевики с торжеством были освобождены. Среди них не было Полторацкого и Каллениченко, но люди полагали, что им удалось скрыться до ареста.
Скорпион — брат змеи
Бекмурад-бай пригласил Ораз-сердара к себе в гости. Тот принял приглашение, сказав, что имеет особый разговор к Бекмурад-баю. От предложения послать за ним фаэтон отказался: живёт он недалеко и с удовольствием пройдётся пешком.
Бекмурад-бай стал готовиться к приёму именитого гостя. Его городская жена татарка Ханум развернула бурную деятельность, как и тогда, когда они готовились принимать начальника Марыйского уезда и Сульгун-хая. Но нынешние приготовления несколько отличались от предыдущих. Не было необходимости устилать коврами двор и лестницу, ведущую на второй этаж. — Ораз-сердар не русский полковник, его показной роскошью не удивишь. Не стоило и разливать по комнате одеколон, как при встрече Сульгун-хан. Ораз-сердара следовало принять как равный равного, поэтому Бекмурад-бай не стремился к особой пышности встречи. Он только приказал приготовить блюда по-вкуснее да поставить на стол старые, выдержанные вина и коньяки — в винах Ораз-сердар толк понимал. Конечно, в такое смутное время достать вино пятидесятилетней выдержки было не так-то просто, по только на для Бекмурад-бая — расторопный Аванес, с которым вёл обычно свои торговые дела Бекмурад-бай, мог раздобыть всё, что угодно. За приличный бакшиш, понятно, но Бекмурад-бай для дела денег не жалел — не Сухан Скупой.
Вскоре после заката солнца пришёл Ораз-сердар, одетый в белый полотняный китель.
— Проходите, наш сердар! — любезно приветствовал его Бекмурад-бай. — Сразу видно военного человека: пришли точно во время, не заставили себя ждать, — польстил он гостю. — Раздевайтесь, а то жарко будет.
— На жару жаловаться не приходится, — ответил Ораз-сердар, отдуваясь и отирая платком полное лицо. — Если не станет немного прохладней, совсем замаяться можно.