— Если понадобится — найдут, — сказал Бекмурад-бай и предложил: — По одной на прощание?
Они выпили стоя. Ораз-сердар повертел в пальцах рюмку, полюбовался игрой света в хрустальных гранях.
— Знаете, Бекмурад-бай, бывает ирония судьбы…
Он замолчал. Бекмурад-бай, почти догадываясь о недосказанном, заметил:
— Верные слова, наш сердар… Говорят, хоть и преследуешь, но оглянись назад.
— Вот-вот, об этом и я… Когда лиса выходит из своей норы, она обязательно возвращается обратно, что
бы проверить, легко ли при случае может вернуться. А если говорить без иносказаний, то, начиная любое дело, не следует забывать и о возможной неудаче.
— Согласен с вами.
— Если так, то советую вам по-дружески: подготовьтесь на всякий случай.
— Что вы предлагаете сделать?
— В ваших руках много лишнего оружия. Не держите его у себя, продайте Джунаид-хану. Все вырученные деньги обратите в золото. С ним нигде не пропадёшь. На чужбине оно заменит тебе и друга, и брата, и мать родную.
Бекмурад-бай опустил голову, чтобы скрыть смятение, отразившееся на его лице.
— Неужели придётся покинуть могилы предков? — негромко спросил он.
— Для вас — не знаю, — невесело сказал Ораз-сердар, — но мне, если победят большевики, на этой земле места не найдётся.
— Ладно, — сказал Бекмурад-бай, — выстреленная пуля камня не боится. Я сделаю всё, как вы сказали, наш сердар!
Бить да бить, так и чёрт сбежит
С того дня, как Берды ушёл, пообещав вернуться послезавтра, прошло более четырёх месяцев. Узук выплакала все глаза, ожидая его, но его всё не было.
Голод миновал. Люди вновь вспомнили вкус свежего хлеба. Однако жизнь Узук текла без видимых перемен. Последнее время она часто стала видеть нехорошие сны. Однажды ей приснился Берды. С саблей на боку и винтовкой на спине он ехал на сером коне, а она, Узук, с замирающим сердцем ждала его приближения. Вдруг на дорогу выскочила волчица и завыла так, что Узук вся покрылась мурашками от страха. Вслед за волчицей завыли сотни волков и окружили Берды плотным кольцом. Они повернулись к ней у задом и принялись лапами швырять на него песок. Всё заволокло пылью, Берды скрылся за серой завесой. «Стреляй, Берды, стреляй!» — отчаянно закричала Узук. И вдруг всё исчезло — и волки, и Берды, только издали долетело: «Жди!» Она не поняла, откуда прозвучал голос, жалобно позвала: «Берды!..» — и проснулась от собственного стона
Она долго думала, хороший это сон или плохой В конце концов решила, что хороший, поскольку видеть во сне копя — к добру. А вот сон, приснившийся прошлой ночью, истолковать добрым было никак не возможно.
Как-то Берды рассказывал ей о норовистом богра — двугорбом верблюде. Выведенный из себя его строптивостью, хозяин однажды связал верблюда и отлупил его на совесть, измочалив палку. Богра встал, отряхнулся и пошёл. Но с тех пор стал пристально, смотреть на хозяина, и в глазах его зажигались красные огоньки убийства. Хозяин устал опасаться внезапного нападения и продал верблюда.
Они встретились через двенадцать лет, в песках. Богра узнал своего бывшего хозяина и погнался за ним. Человек был на коне. Но хотя лошадь бежит быстрее верблюда, она не может состязаться с ним в выносливости, — богра стал догонять. На счастье человека вблизи оказался узкий высохший колодец. Человек спрыгнул с коня и спрятался в колодце. А когда богра навалился грудью на колодец, человек ударил его ножом и убил. Не подвернись на дороге колодца, от человека нашли бы только липкую кровавую лепёшку.
Вот такой жаждущий убийства верблюд и приснился Узук прошлый раз. Узук твёрдо знала, что верблюд зол на Бекмурад-бая, но погнался он почему-то за ней. Она бежала, задыхаясь, с трудом отрывая от земли чужие непослушные ноги, обмирая от смертельного ужаса. А верблюд сипло хрипел за её спиной, вонял и клацал зубами, как собака, которая ловит мух. Не в силах больше бежать, Узук упала в неширокую, но довольно глубокую канавку. Верблюд тотчас навалился сверху и стал елозить по земле огромным бурдюком живота, стараясь втереть Узук в землю. Она вжималась в канавку из всех сил, но всё равно чувствовала, как приближается неотвратимая тяжесть, которая сделает сейчас из неё бесформенно кошмарную лепёшку.
Она проснулась вся в холодном поту и не смогла уже уснуть до рассвета. Долго она пыталась истолковать сон в добрую сторону, даже хитрила сама с собой, но ничего не получилось — куда ни кинь, сон предвещал плохое.
Вероятно, под его влиянием Узук показалось, что и рассвет наступил какой-то тусклый, и день тянулся, как год ожиданий, нудно и тоскливо, и закат погас, едва успев окрасить кромку неба в пламенеющий пурпур.