Джигиты забеспокоились. Самоуверенный тон Черкез-ишана, презрительная мина на лице им явно не понравились. Они шёпотом посовещались и один спросил:
— А вы кто такой?
— Это неважно! — Черкез-ишан демонстративно повернулся спиной к спрашивающему.
— Нехорошо, — сказал джигит. — Своё имя скрывает только тот, кто боится назвать его.
Эта реплика задела самолюбие Черкез-ишана и он с вызовом ответил:
— Мне таиться нечего! Я Черкез-ишан!
Джигиты растерянно переглянулись и все шестеро, бормоча: «Прости нас, ишан-ага!.. Не знали мы, ишан-ага!.. По неведению согрешили, ишан-ага!», бросились запрягать жеребца в двуколку.
Довольный произведённым эффектом, которого он, честно говоря, и сам не ожидал, Черкез-ишан уселся в двуколку, разобрал вожжи. Трогая коня, сказал джигитам:
— Послушайте доброго совета: верните людям их лошадей, не позорьте себя.
— Как вернуть? — сказал один из джигитов вслед Черкез-ишану. — Бекмурад-бай сказал, что если, хотим быть его джигитами, должны сами достать себе коней. Сказал: насильно отбирайте, если добром меняться не захотят. Мы и выполняем его приказ. А ему такое Ораз-сердар приказал.
Услышав имя Бекмурад-бая, Елхан весь подобрался, как готовящийся к прыжку барс…
— Слушайте меня! — сказал он джигитам. — Вам дали винтовки и дрянных кляч, а вы думаете, что ка свадебный той идёте. Завтра вас погонят под пули, и тогда вы узнаете, что это совсем не то что песок, которым на свадьбе гостей обсыпают, да будет поздно! Послушайте мой совет. Идите к Бекмурад-баю и скажите ему: вот твои клячи, вот твои винтовки, а мы пойдём домой…
Джигиты, раздосадованные потерей самого лучшего коня, вразнобой закричали:
— Хватит с нас советчиков!
— Свои советы при себе оставь!
— Он боится, что из-за нас ему в Чарджоу мало добра достанется!
— Не бойся — мы с тобой поделимся!
— Ладно! — решившись, бросил Елхан. — Человеческого языка не понимаете — поймёте другой язык!
Он поскакал к изгибу арыка, соскочил с коня, отбежал шагов на двадцать в сторону и лёг. Первая пуля тонко и жалобно пропела в горячем воздухе. Поняв, что шутки кончились, джигиты кулями повалились на землю, заклацали затворами. Дайхане побежали от них прочь, оглядываясь и пригибаясь.
Перестрелка длилась долго. Трое джигитов были уже ранены. Елхана пули пока миловали.
Со стороны близлежащего аула показался скачущий всадник в белом тельпеке. Он осадил коня возле дайхан, которые, сгрудившись, как стадо оставшихся без вожака овец, наблюдали за перестрелкой, и отрывисто бросил:
— Что-за шум? Кто стреляет?
От толпы отделился старик-дайханин, схватил всадника за полу халата.
— Голубушка Сульгун-хан… милая Сульгун-джан… поспеши на помощь нашему джигиту! Люди Бекмурад-бая коней у нас отобрала, а он вступился. Теперь они его убить хотят… Голубушка Сульгун-хан, да помогут тебе аллах и все пророки, окажи содействие нашему джигиту, вступись за него!
Старик заплакал. Сульгун-хан подняла над головой винтовку, держа её горизонтально — знак прекращения огня, и поскакала к месту перестрелки. Выстрелы затихли. Сульгун-хан направила коня туда, где залёг Елхан. Он поднялся ей навстречу, всматриваясь. Вдвоём: она — в седле, он — ведя серого в поводу — они приблизились к джигитам, всё ещё лежащим на земле.
— Встаньте все! — властно приказала Сульгун-хан.
Джигиты покорно встали, отряхиваясь, трое раненых остались сидеть. Сульгун-хан смотрела с откровенным презрением и молчала. Подошли дайхане, остановились поодаль.
— Шестеро против одного! — по широкому лицу Сульгун-хан пробежала тень, похожая на усмешку. — И вы думаете, что вели себя мужественно? Вы оказались малодушными трусами! Драться надо на равных, а вы — шестеро на одного. Эх вы, герои!.. Чьи вы?
Джигиты помялись.
— Бекмурад-бая, — сказал наконец один.
— Вернитесь к Бекмурад-баю и сдайте ему своё оружие! Воины из вас не получились. Если не знаете моего имени, передайте Бекмурад-баю, что это сказала Сульгун-хан! Больше он вас ни о чём спрашивать не станет… А лошадей дайханам верните! Эй, люди, разбирайте своих лошадей!..
Джигиты подчинились без разговоров и, забрав своих раненых, ушли. Дайхане горячо благодарили Сульгун-хан, не обращая внимания на Елхана. Она принимала благодарности как должное, не дрогнув ни единым мускулом каменно неподвижного лица.
Елхан и Сульгун-хаи поехали вместе.
— Я тебя где-то видела, — ничего не выражающим голосом сказала Сульгун-хаи.