— Я смотрю, ты очень его уважаешь, — сказал Сергей. — Это правильно, надо уважать товарища и… верить надо. Да только, брат, смотреть, кого уважать, кому верить, — вот в чём вопрос.
— Я смотрю! — упрямо возразил Берды. — И ещё смотреть буду! Пока своими глазами не увижу Байрам-клыч-хана, не поговорю с ним, — ничего плохого о нём не стану говорить. И слушать не стану!
— Ладно, — Сергей похлопал себя по колену, — останемся при своём мнении.
— Останемся! — сказал Берды. — Когда меня из Чарджоу сюда посылали, разговор был о Байрамклыч-хане. Я обещал его привести туда. Потому и раньше других меня сюда направили. Я должен во что бы то ни стало разыскать Байрамклыч-хана и поговорить с ним.
— Я совсем не против вашей встречи, — пожал плечами Сергей. — Если тебе удастся вернуть к нам Байрамклыч-хана, я первый тебе руку пожму.
— А где его искать?
— Точно не знаю. Сказали, в пески ушёл. Возможно, в окрестностях Иолотани или в Туркмен-Кала отсиживается. Думаю, что тебе не слишком сложно будет разыскать его — он ведь не из тех людей, что в глубокие норы залазят.
— Сергей! — вспомнил вдруг Берды. — А об Узук ничего не слышно?
— Конкретного — ничего, — сказал Сергей. — Канула, как игла в стог сена. Правда, тут слушок такой ходил, что, мол, на железнодорожном мосту часовые застрелили Аманмурада, когда он гнался за какой-то женщиной. Женщине удалось скрыться. Кто она такая, никто не знает, но я думаю, что это Узук твоя была. А коли так, значит жива, прячется где-нибудь. Разыскать её в нынешней неразберихе, дело, брат, весьма сложное.
— Да, — сказал Берды, обрадованный услышанным, — конечно, трудно разыскать. Это — ничего, лишь бы жива-здорова была!
Наутро, когда Берды с Сергеем пили чай, пришёл Клычли.
— Лёгок на помине, — сказал Сергей. — Прямо как в пословице: «Вспомни о волке — волк тут как тут». Только что о тебе толковали, Клычли.
Клычли подсел к столу, налил в пиалу чай.
— Что ж, приятно слышать, что толковали. Как говорится, чем быть забытым, лучше быть на языке.
— Да нет, — успокоил его Сергей, — мы о тебе хорошее говорили. Вот Берды специально из Чарджоу к тебе приехал, — верно, Берды? Ему нефти и смазочного масла достать велено. Скоро ребята шкурки каракулевые привезут — сможем получить за них нефть и масло?
— Получить-то всё можно, — сказал Клычли, подумав, — да дело-то рискованное.
— Мы и так по риску ходим, риском подпираемся, — заметил Берды. — Не для забавы — для дела нужно. Почему не рискнуть.
— Мы и рискнём, — согласился Клычли. — Глазное, чтобы не пронюхали, для кого всё это нужно.
— Неужели ты полагаешь, что мы от имени Чарджоусхого Совета к торгашам явимся? — усмехнулся Сергей. — Наш заказчик — Джунаид-хан, к нему в Хиву нефть повезём. Это тебя устраивает?
— Вполне. По-моему, нам следует это дело через Черкез-ишана провернуть. У него самого нефти, конечно, нет, но посредником он может быть хорошим. И главное, человек такой, что можно довериться.
— Тебе лучше знать, — кивнул Сергей.
Клычли встал.
— Если так, то не станем терять времени. С утра он наверняка дома. Пойдём, Берды?
— Меня не возьмёте? — спросил Сергей.
— Нет, — сказал Клычли. — Договориться мы и двое сумеем, а тебе лишний раз нет смысла в городе глаза мозолить всяким шпикам.
По дороге к дому Черкез-ишана Берды, вспомнив дорожную встречу, попросил:
— Когда придём, ты меня Елханом зови, ладно?
Со своей больной ногой Черкез-ишан провалялся в постели добрых полмесяца. Полагая, что это простое растяжение связок, он испробовал все домашние средства лечения, но ничего не помогало. Нога распухла, посинела, болела невыносимо. Исчерпав все свои познания в медицине, измученный болью Черкез-ишан велел позвать Хайты-уста — известного на весь марыйский уезд костоправа. Тот пришёл, вправил больной сустав, — оказался вывих, а не растяжение. Но так как помощь была оказана не своевременно, Черкез-ишан ещё долго не мог наступить на больную ногу.
Всё это время Узук жила у него. Она ухаживала за Черкез-ишаном, выполняла всю домашнюю работу. Однако выходить за продуктами в город Черкез-ишан ей запретил, опасаясь какой-нибудь случайности, продукты закупала русская соседка.
Друзей и знакомых у Черкез-ишана оказалось порядочно. За время болезни многие приходили справиться о его здоровье. При посетителях он велел Узук закрывать лицо платком. Потом предложил ей туркменский костюм сменить на азербайджанский, в комплект которого входила чадра. Узук не прекословила — она сама меньше всего хотела, чтобы её кто-нибудь узнал, — к гостям, подавая угощение и чай, выходила в чадре, рта при них не открывала. Некоторым, конечно, было любопытно, когда это Черкез-ишан успел жениться на азербайджанке, кто она такая, но из чувства деликатности не расспрашивали.