Женщины дружно ахнули и прижались друг к другу, хватаясь за ворот платья. Габак-ших с заметным интересом прислушивался к вранью Энекути.
— Но и тут ишан-ага не испугался, хотя дух был очень сильный и страшный! — продолжала та. — Начал дух крутить и ломать ишан-ага и совсем было одолел, но ишан-ага изловчился и схватил духа за волосы. А волосы у духа — огненные, горячо держать их! Ишан-ага держит, и тут дух закричал страшным криком, потому что он теряет силу и становится слугой тому, кто вырвет у него волосы. От этого страшного крика ишан-ага упал на землю. И я упала на землю. Теперь мы лежим и нам трудно даже воды напиться из этого кувшина. Но — так надо. Переболеем и поправимся. Зато волосы духа — в наших руках, и теперь дух служит ишану-ага.
Женщины испуганно глянули на окно, съёжились.
— Не бойтесь! — покровительственно сказал Габак-ших. — Рядом с нами вам ничего плохого не будет. Почаще к нам заходите да и других с собой приводите…
Женщины посидели ещё немного и попросили разрешения уйти. Им не терпелось сообщить людям о том, что произошло с Габак-шихом.
Новость распространилась быстро. Одни поверили ей, другие — не поверили, но к мазару одна за другой потянулись женщины, неся в узелках кто- катланы — слоёные ка масле лепёшки, кто — простые лепёшки чапаты, кто — пишме — хворост из кислого теста.
Габак-ших и Энекути блаженствовали. Казалось, что наступили добрые старые времена, когда подношения сыпались как из рога изобилия. И только одно беспокоило служителей «святого места», особенно Энекути: где взять волосы духа, чтобы укрепить неожиданный успех. А достать их нужно было во что бы то ни стало: пошли разговоры, что всё это выдумка, никакого духа не было, никто, мол, не видел волос, вырванных шихом Габаком из головы духа.
Случай пришёл на помощь пронырливой Энекути: она узнала, что в аул приехала городская жена Бекмурад-бая. Зачем она, никогда прежде не бывая здесь, появилась в ауле, Энекути не интересовало. Главное, волосы у неё как раз такие, какие нужно! Энекути сходила на задворки, вернулась с двумя коробочками и отправилась к приезжей татарке.
Ханум, уже собравшаяся к отъезду, пила в одиночестве чай, дожидаясь мужа. Энекути вошла, поздоровалась. Пока они разговаривали о разных чудесах и духе Габак-шиха, Энекути открыла одну из коробочек. Оттуда выполз паук-тарантул и побежал по платью Энекути. Делая вид, что усаживается поудобнее, она незаметно стряхнула его вниз и слегка прижала рукой. В это время Ханум, извинившись, за чем-то вышла во двор. Энекути проворно раскидала сложенные стопкой подушки, одеяла и стала ползать по ним, собирая яркие золотистые волосы и наматывая их на палец. Тарантул спрятался в складках постели. Энекути было сейчас не до него, она торопилась как можно быстрее пожать свой «урожай».
Вернулась Ханум. Увидев раскиданные подушки и ползающую по ним Энекути, удивлённо спросила:
— Что вы делаете?
— Фаланга сюда поползла, — невозмутимо ответила Энекути.
— Ой, гоните её, гоните! — закричала Ханум, приподняв платье и отступая к двери.
— Вот она, проклятая! — торжествующе сказала Энекути, выгоняя веником тарантула. Она убила его и вымела за порог.
Ханум долго не могла успокоиться: вздрагивала, зябко передёргивая плечами и осматривая постель.
Дело, ради которого пришла Энекути, было сделав но. Пучка длинных рыжих волос, которые толстуха ужо успела спрятать во внутренний карман платья, хватит надолго. Но Энекути обуяла алчность. Подсев поближе к Ханум, она одной рукой стала наливать в пиалу чай, а другой незаметно выкинула коробочку со скорпионом и вытряхнула его позади ничего не подозревавшей женщины. В тот же миг она вцепилась в волосы Ханум и закричала:
— Вай! Скорпион ползёт!
Ханум истерически взвизгнула и рванулась прочь, оставив в кулаке Энекути целый клок волос, моментально исчезнувших в потайном кармашке.
Скорпиона Энекути тоже убила и выбросила наружу.
Теперь можно было со спокойной совестью уходить. Тем более, что Ханум, окончательно напуганная, наотрез отказалась вернуться в кибитку, решила дождаться мужа во дворе.
— А где почтенный Бекмурад-бай? — осведомилась Энекути, донельзя довольная собой.
— У матери сидит, у Кыныш-бай. Разговаривают о чём-то.
— А-а-а, — протянула Энекути, — тогда подожди немного, не надо беспокоить человека, который принёс своё почтение матери. Мать — святой человек, её уважать и почитать надо до конца дней своих.