Смущённый Аллак, вдвойне растерявшийся оттого, что не может встать на ноги, попытался успокоить Энекути:
— Не волнуйтесь, тётушка, у меня ничего плохого в мыслях не было… За столько времени я первый раз пришёл к вам зятем. Многие часто ходят, а я — один раз… По обычаю так принято. Разве вы не слышали, как говорят: «Если ты слаб, придёт сильный, если имеешь дочь, придёт зять». Вот я и пришёл… Подарок вам принёс: пряники вот, конфеты… Возьмите, тёща, это я вам…
Услышав о конфетах, Энекути совсем ощетинилась. Она схватила протянутый ей узелок, швырнула его в сундук и принялась пинать ногами Аллака.
— На чужих зятьёв хочешь быть похожим? Пряниками меня задобрить хочешь?.. За узелок конфет жену получить задумал?..
Аллак прикрыл лицо, чтобы разъярённая толстуха случайно не ударила по нему ногой. От её ударов было не столько больно, сколько стыдно. Но не драться же со старой женщиной, да ещё к тому же со своей собственной тёщей! Он лежал и молил бога, чтобы Дурды и Клычли услыхали крики и подняли терим, дали ему возможность выбраться из этой чёртовой кибитки. Однако друзья как сквозь землю провалились.
Помощь появилась с другой стороны: в кибитку вошли Джерен и три молодых женщины. Увидев, как мачеха колотит Аллака, Джерен разозлилась, толкнула её в грудь так, что та чуть не упала.
— Хватит, мама! Ты совсем стыд потеряла! Я всё время на твои тяжёлые слова лёгкими отвечала, но ты через край перебираешь!
— Люди! На помощь! — завопила было задохнувшаяся от удара Энекути,
Одна из пришедших женщин примирительно сказала:
— Не надо кричать, гелнедже. Что хорошего от крика? И у других людей есть зятья, которые приходят к жёнам, пока полностью не выплатили калым. Разве люди поднимают шум, когда пришёл зять? Разве зовут соседей? Меня мать сама будит, когда мой муж приходит, сама к нему посылает. Или вы кричите потому, что Джерен вам не родная дочь? Вы бы пожалели её и зятя: сколько времени они не виделись.
— Какой он мне зять! Нет у меня зятя! Если бы этот баран был настоящим зятем, он давно бы расплатился за калым и увёз жену!
— Не говорите так, гелнедже. Он и сам не рад, что не может расплатиться, сам мучается. Но что ему делать, если он бедняк? Баи забирают своих молодух, не позволив им и года прожить по кайтарме в доме родителей. А что бедняку остаётся делать?
— Если бедняк, пусть в лепёшку расшибётся, но заплатит!
— Даже если расшибётся, всё равно денег не найдёт,
— Тогда пусть не женится! На мою голову бедняков и так хватит, чтобы их со всего света собирать!
— Не только на вашу голову… Бедняков сейчас кругом хоть отбавляй. Скоро все бедняками станут.
— Не знаю, станут или не станут, а только если он не заплатит всё, что причитается, на том свете получи г жену! Ишь, разлёгся у стенки, как бедность Кемине! Вставай, бесстыдник, убирайся отсюда, чтоб тебе вечно по камням ходить!
— Не будьте непонятливой, гелнедже. Как ему встать? Разве вы не видите, что его нога под теримом? Сейчас освободим его, и он уйдёт, — сказала женщина.
— Хай, богом пойманный! — злорадно закричала Энекути. — Дай бог, чтоб у тебя нога сломанной оказалась — не будешь тогда по ночам шляться!
В это время терим с треском приподнялся.
— Вот они, головорезы! — встрепенулась Энекути. — Снова пришли кибитку мою ломать… Куш, Карабай, куш! Возьми этих проклятых, порви им кожу до костей! Куш, Карабай!
Однако, перепуганный Карабай отлёживался где-то далеко в кустах и если даже слышал голос своей хозяйки, всё равно никакая сила не выманила бы его из убежища,
Аллак вытащил ногу и поднялся. Стоя, он чувствовал себя намного увереннее и даже рассердился.
— Спасибо вам, тёща, за вашу ласку! — иронически сказал он Энекути. — Но запомните, что если даже я буду ходить по золоту, вы не получите ни одной копейки1 Так и знайте! Джерен — моя жена, и я заберу её, хотите вы этого или не хотите. Больше мне вам нечего сказать!.. А вам, девушки, — Аллак повернулся к женщинам, — вам большое спасибо за помощь! Всякого вам благополучия и здоровья! Не всегда над человеком чёрные дни висеть будут, когда-то и солнце проглянет.