Берды сам справился с подосланным убийцей. Но, продолжал надзиратель, если бы даже он сплоховал, то всё равно Орёл не сумел бы сделать своё чёрное дело: надзиратель следил и в трудную минуту пришёл бы на помощь. «А зачем ты посадил ко мне Орла? — спросил Берды. — Почему не мог обмануть начальника?» Надзиратель ответил, что обмануть его трудно: в тюрьме все следят друг за другом и, если что заметят, сразу же доносят начальнику. Но самое главное, надо было дать Берды возможность самому убедиться, насколько коварны и безжалостны враги, понять, что они не брезгуют ничем для достижения своей цели, жизнь человека у них расценивается на вес монет и на количество каракульских шкурок. Если бы Берды об этом рассказали, он мог бы поверить, а мог бы и не поверить. А когда он убедился в этом сам, то, видимо, понял, что добрыми словами и покорностью врага не одолеешь, что его надо ломать только силой. Видимо, понял, кто его враги и кто друзья.
Хотя Берды было не всё ясно, он кивнул: да, понял. Надзиратель, этот грубый человек с холодными льдинками глаз и тяжёлым квадратным подбородком, вставал перед ним совсем в ином свете. И Берды, сам того не сознавая, вдруг почувствовал к нему доверие и симпатию, как к дяде Нурмамеду. Как-то очень остро, может быть впервые за всё время заключения с такой силой вдруг ощутилось одиночество и враждебная, страшная атмосфера тюремной камеры. И единственным светлым пятном, единственной отдушиной, через которую можно вдохнуть глоток свежего воздуха, оказался надзиратель — недавно самый непримиримый враг.
Однако когда надзиратель сказал, что ему придётся лечь вот в этот длинный ящик, Берды снова насторожился: нет ли здесь какого подвоха. Надзиратель понимал его состояние. В таких ящиках, сказал он, хоронят мёртвых, но Берды не должен этого бояться. Он должен лечь в гроб живым, если не хочет лечь в него мёртвым. Иного выхода нет. У Берды много друзей на воле, друзей, которых он даже не знает, но они всё равно заботятся о нём и хотят спасти. И они придумали такой способ, как самый верный. Тюрьма выпускает только мертвецов, пусть же Берды на несколько часов притворится мертвецом. А после — он станет свободным, как ветер, и сможет свести счёты со своими врагами.
— И я поверил ему, — закончил свой рассказ Берды. — Очень трудно было лезть живым в ящик, но я поверил, Чуть не закричал от страха, когда он стал крышку забивать, но губу укусил, сдержался: всё равно теперь уже ничем не поможешь… А потом меня долго везли на арбе, на кладбище везли. Открыли крышку, а я вылезти из ящика не могу — ослабел от страха, в поту весь. Увидел: с надзирателем мужчина стоит. Решил: убьют меня сейчас. Потом женщину увидел — успокоился: при женщинах таких дел не делают. Ящик они в землю закопали, там яма была приготовлена, а меня женщина и её муж к себе увели. Наташа — зовут ту женщину.
— Правильно, — кивнул Сергей, — это моя сестра. А муж её — Борис Петрович, верно?
— Да, — сказал Берды, — Борис Петрович. И они мне рассказывали, что больше всего обо мне заботился Сергей. Это — ты?
— Я, — ответил Сергей.
Берды помолчал, покусывая нижнюю губу. Молчали и остальные. Тускло светила лампа, сам собою поскрипывал стол, поблёскивала в бутылке поверхность недопитой водки.
— Я не знаю, — сказал Берды, — ты мне младший брат, Сергей, или старший. Однако, думаю, что старший. Я твой должник на всю жизнь. Скажи, что умереть надо, я умру. И за сестру твою, и за твоего зятя. Вы не знали меня — и сделали для меня больше, чем мои родичи, чем мои земляки.
— Не надо так говорить, — мягко поправил Берды Александр Петрович. — Если бы твои земляки располагали такими возможностями, как мы, они не оставили бы тебя в беде, они сделали бы то же, что и мы.
— Я знаю, — сказал Берды. — Я вам благодарен. А вот как благодарить надзирателя, я не знаю. Он пришёл ко мне, как святой Хидыр, — так я сказал? Неправильно сказал. Если я встречу их обоих — Хидыра-ата и надзирателя, — я первому поклонюсь надзирателю, святой, думаю, не обидится. Надзиратель мне — второй отец. Сначала отец дал мне жизнь, потом — надзиратель. Как его отблагодарю?
— Придёт время — отблагодаришь, — успокоил его Сергей.
— А кого ты искал в Мары? — поинтересовался Андрей.
— Семьдесят семь, — сказал Берды. — Дом семьдесят семь. А улица — Чарджуйская.