С такими мыслями жена Худайберды-ага направилась к мазару.
В первый момент, увидев её, Габак-ших изрядно струсил и начал было придумывать оправдания насчёт приблудившейся овцы. Однако, ободрённый робким видом женщины, приосанился.
Услышав просьбу посетительницы, он охотно согласился погадать.
— По каббалистическому счёту гадать стану, — сказал он, чертя на полу круг. Затем Габак по кругу написал арабский алфавит и соединил буквы линиями через центр крута.
— Обратитесь мысленно с просьбой к возращающему отцу.
— Обратилась! — печально сказала женщина.
— Теперь заметьте любую букву. Когда я подойду к ней, вы скажете.
— Хорошо, святой ишан…
Габак-ших начал гадать. Он ткнул пальцем в первую букву и пробормотал:
— Элип — элинде[23]. Попала в руки — никуда не уйдёт.
За первой буквой последовали остальные:
— Би — бимекан. Отбившись от рук, ушла.
— Ти — тангрыдан. Спрашивай у бога — в его поле вернуть или не вернуть.
— Джим — джесет. Жизнь вышла за пределы скотина ушла из рук.
— Ыхы-ыхы — ыхлас. Старанию — свершение: будешь искать — найдёшь.
— Дал — далжик. Сейчас суетишься — трудно будет искать.
— Изал — имандан айыр. Не подумай на кого-нибудь.
— Ра — ровен. Далеко уйти должна
— Зи — земин[24]. Убита и закопана.
— Сип — сергездан. Не надо странствовать в песках.
— Ишип — ишинде. Дело ничего не показывает.
Когда Габак дошёл до буквы «гайн», женщина сказала:
— Вот эта!
— Гайын значит газыганда. Ступай домой. Придёшь — овца стоит привязанная у своего колышка… Аллах акбар! — Габак провёл ладонями по лицу.
— Спасибо вам, ишан-ага! — обрадованная женщина проворно поднялась. — У меня с собой ничего нет. Но если овца нашлась, я принесу вам целую миску мяса!
— Ай, не стоит говорить о вознаграждении, — великодушно отказался Габак-ших. — Наша забота — помогать верующим.
Жена Худайберды-ага ушла.
Из соседней комнаты выкатилась ухмыляющаяся Энекути:
— Нагадал?
— Нагадал. Она теперь совсем концов не найдёт.
— Нести шурпу?
— Неси скорее! Живот к пояснице подтянуло, пока я ей объяснял всe буквы. Сам объясняю, а сам запах шурпы чую. Боялся, как бы она не унюхала.
— Пусть теперь пустое место унюхает! — захохотала Энекути. — Жаль, что мы телёнка не догадались с собой прихватить. Если смешать баранину с телятиной язык проглотишь от удовольствия!
— Не томи! Неси шурпу! — взмолился Габак.
— Несу… А ты проворный, ишан-ага, быстро от телёнка убегал! — И она снова захохотала.
Под каждой крышей — своя печаль
Была уже полночь. Высоко в небе зелёным и злым волчьим глазом горела звезда Ялдырак, когда Худайберды-ага добрался до плотины Эгригузера. Полы его старенького халата хлопали на холодном ветру и завязки чоклев, ослабнув, безвольно тащились следом, по дорожной пыли.
На мосту старик приостановился. Чёрная вода непонятно и недобро бормотала внизу, изредка взблескивала, словно приоткрывала на мгновение веки своих многочисленных глаз, и снова шлёпала и ворчала, натыкаясь в темноте на сваи моста.
«Боже милостивый, милосердный, — думал Худайберды-ага, поёживаясь от пронизывающих порывов ветра, — по своему разумению создал ты человека, но почему не дал ему доли? Зачем посылаешь рабу своему непосильные испытания? Даже большой верблюд падает на колени под тяжёлым вьюком, а как терпеть человеку? Всю осень и зиму с неба сыпалась только серая пыль. Пришла весна и опять нет дождей. Где гром, раскаты которого сотрясали землю радостной дрожью? Где молнии, озаряющие камни и горы, бросающие отблеск на весь мир? Их нет. Есть только ветры — они бесчинствуют на земле, они ломают деревья, разрушают кибитки бедняков. И верхушки чёрных смерчей несут к твоему престолу, всемилостивый, обломки человеческих страданий. Неужели ты не видишь их, господи! Неужели и рая пыль запорошила твои всевидящие глаза? Обрати их вниз, о всемогущий, всесильный! Если ты не поможешь рабу своему — кто поможет? Если не снизойдёт на него милость твоя — нет для него выхода…»
Вода монотонно рокотала внизу, и Худайберды-ага показалось, что не к богу летят сто мольбы, а маленькими камешками падают в эту равнодушную чёрную воду, падают — и безответно тонут, тонут, тонут, тихо погружаются в мягкий и липкий ил дна, чтобы никогда больше не подняться на поверхность. Тонут мольбы, тонут желания, тонут силы — всё исчезает в холодной и пустой тьме.
23
Габак называет по порядку буквы, некоторые — в туркменской транскрипции. На названную букву придумывает слово и даёт ему вольное толкование. Элинде — в руках. Бимекан — бездомная. Тангрыдан — от бога. Джесет — предел. Ыхлас — старание. Далжик — суета. Иманданайыр — не путай с верой. Ровен — даль.