Цзянь нашел на верхней палубе рваную походную кровать и решил, что на ночь они устроятся на ней.
Цофи провела остаток вечера, попивая редисочный сок и глядя на Королеву, Принца и прочие звезды, составлявшие Небесный двор. Цзянь слегка подтолкнул ее локтем.
– Я кое-что хочу спросить. По-моему, мне пора обзавестись собственным львом-стражем. Надо спросить у Тайши. Что скажешь?
Цофи подтолкнула его в ответ.
– Скажу, что ты дурак. Лучше не спрашивай.
– Почему?
– Потому что сторожевых львов надо кормить мясом, у них зловонное дыхание, а от шерсти несет мокрой псиной.
– Но у Кайю скоро будет лев!
Цофи повернулась к нему спиной.
– Спи.
Цзянь лежал без сна еще долго после того, как она начала похрапывать. Цофи не сказала «нет», и к тому же близился его день рождения. Тайши уже пару раз упомянула, что пора бы ему начать подготовку к завершающему испытанию. Это означало, что он уже почти готов. Цзянь порадовался этой мысли и заснул с ней; ему грезилось, что он стал новым великим мастером школы Шепчущих ветров семейного стиля Чжан. Во сне он восседал верхом на огромном рыжем льве, от которого пахло мокрой псиной.
Глава 6. Львица Пустыни
Цисами приоткрыла один глаз, но открыть второй ей не хватило сил. Голова была тяжелая, как кирпич, словно ее набили песком. Кожа чесалась, будто Цисами завернули в одеяло из грубой шерсти. Повернув голову набок, она поняла, что лежит, уткнувшись в подстилку из вонючей соломы. Луч солнца привлек ее внимание к хорошо знакомому окошку за решеткой из железных прутьев.
Прекрасно. Она в тюрьме. Опять. Ну, ничего страшного. Она не в первый – и даже не в десятый – раз просыпалась в темнице. Цисами не так уж боялась заточения, поскольку мало какая камера способна удержать тень-убийцу.
Ей удалось сесть не с первой попытки. Она не чувствовала ни ног, ни рук, тело отказывалось повиноваться. Перед глазами по-прежнему плыло, и Цисами не слышала ничего, кроме приглушенного шипения, словно ей что-то неразборчиво нашептывали на ухо. По крайней мере, шея двигалась. Цисами откинула голову назад и с интересом посмотрела на потолок. Интересно, почему там тоже решетка? Над ней что, еще одна камера?
Тут все помещение задрожало, как будто его трясли.
Где она? Сколько времени пролежала без сознания? Рассеянный свет ничего не позволял понять. Цисами провела здесь несколько часов, или уже наступил новый день? Она помнила, как Старшая Жена усыпила ее зельем… а потом настала темнота. Впрочем, что-то было в этом странное. Цисами и сама баловалась сонной травкой, но никогда не пробуждалась с такой головной болью и слабостью. Она не понимала, что случилось. Какого безумца она прогневала так сильно, что за ней послали Немых, а затем заперли? Кому надо похищать тень-убийцу?
Прошло некоторое время, прежде чем Цисами пришла в себя. Сначала обрели чувствительность голова и туловище, потом конечности. Губы пересохли и потрескались, в животе громко урчало. Открытый глаз упорно закрывался, но Цисами заставила себя бодрствовать. Это оказалось сложнее, чем она думала.
Медленно и неуклюже Цисами попыталась сесть и стукнулась макушкой о прутья. Из приоткрытого рта вырвался стон, и девушка ощутила кровь на потрескавшихся губах. Кое-как она села, но тут же повалилась набок. Только решетчатая стена помешала ей растянуться ничком. Что-то острое кольнуло ее в бок, когда Цисами вновь попыталась перекатиться на спину.
Тут она заметила маленькие иголки, торчавшие из локтей и запястий. Еще несколько штук обнаружилось в плече и в шее. Лицо было утыкано сплошь. И тут до Цисами дошло. Если иглоукалыватель погрузил ее в сон, она могла пролежать в отключке несколько дней и даже недель.
Она провела рукой по телу, смахивая иголки. Чувствительность вскоре вернулась. Сон, в который погружал иглоукалыватель, редко придавал сил. Вонючий, комковатый соломенный тюфяк также не способствовал отдыху. Цисами много раз сидела взаперти, но впервые оказалась в каком-то подобии собачьей конуры.
Подождите-ка…
Цисами обвела помещение взглядом. Обе стены сплошь занимали клетки: пять в длину, четыре в высоту, и в каждой лежал соломенный тюфяк и стояла миска. Два ряда клеток разделял узкий проход. В одном конце на крюке висел маленький фонарь, в другом виднелась узкая деревянная дверца.
– Это и есть собачья конура! – взвыла Цисами, страшно оскорбленная.
Она пнула прутья и затрясла дверцу.
Клетка, гремя, закачалась, и Цисами опять привалилась к прутьям. Она с рычанием вцепилась в решетку. Железные прутья вибрировали, два висевших по бокам фонаря мерно качались. Под полом слышался скрежет. Цисами посмотрела на оконце с толстым матовым стеклом. Клетки стояли в повозке, и она куда-то ехала…