– Но сможете ли вы справиться с этим? – спросил Уильямсон.
– Думаю, да, – ответил Хакнесс. – Конечно, это риск, но все уже давно подготовлено. Мы можем начать после завтрашней полуночи или в любое другое время.
– Очень хорошо, – вздохнул Уильямсон с видом человека, который понимает, что зуб все-таки придется вырвать. – Если это приведет к беде, меня попросят подать заявление об отставке. Если я откажусь…
– Если вы откажетесь, есть вероятность, что вы не пожелаете другой работы, – мрачно сказал Хакнесс. – Давайте начнем, Элдред.
Они пробирались сквозь черную удушливую тьму, слабея, изнемогая и потея всеми порами. В атмосфере витала какая-то мутная духота, которая, казалось, отнимала все силы и энергию. В любое другое время прогулка до Кларенс-Террас была бы удовольствием, а сейчас это было каторгой. Они нашли свою цель после долгих поисков и усилий. Хакнесс вскрикнул в дверном проеме. Послышался звук шагов, и голос Синтии Гримферн.
–Какое счастье узнать, что с вами все в порядке, – сказала она. – Я представляла себе всевозможные ужасы, происходящие с вами. Неужели это никогда не кончится, Мартин?
Она тихо заплакала от горя. Хакнесс нащупал ее руку и нежно сжал ее.
– Мы собираемся проверить мою отличную теорию, – сказал он. – Со мной Элдред, и мы получили разрешение Уильямсона на работу с аэрофаном. Где сэр Эдгар?
Гримферн был в большой мастерской в саду. Как мог, он возился с какими-то механизмами для увеличения мощности электрического освещения. Хакнесс достал из кармана странного вида лампу с двойными отражателями.
– Выключите эту динамо-машину, – сказал он, – и дайте мне гибкую трубку. У меня есть небольшая идея, которую одолжил мне Брамли, электрик. С этим вашим 1000-вольтовым генератором я могу получить свет, равный 40 000 свечей. Вот так.
Щелкнул выключатель, и остальные ошеломленно отпрянули назад, прижав руки к глазам. Огромный световой поток, с которым невозможно столкнуться в обычных обстоятельствах, освещал мастерскую слабым свечением, похожим на зимний рассвет. Этого было достаточно для всех прикладных целей, но для глаз, которые два дня и ночь ничего не видели, это было очень болезненно.
Синтия разразилась безудержным смехом. Она увидела мужчин, чумазых и грязных, почерневших и засаленных, словно только что из кочегарки в открытом тропическом море. Они же рассматривали высокую, изящную девушку в смешной пародии на кухарку, которая вытирала заплаканное лицо тряпкой с черным блеском.
Но они все же теперь могли видеть. Вдоль всего пола мастерской лежал странный сигарообразный аппарат с причудливыми крыльями и хвостом, как у рыбы, но способный поворачиваться в любом направлении. Вытащить это странно выглядящее чудовище представлялось проблемой, но поскольку весь торец мастерской был сконструирован так, чтобы его достать, трудность была невелика.
Это был аэрофан сэра Эдгара Гримферна, построенный под его собственным руководством и при содействии Хакнесса и Элдреда.
– Это будет немного рискованно в темноте, – задумчиво сказал сэр Эдгар.
– Да, сэр, но я надеюсь, что это будет означать спасение огромного города, – заметил Хакнесс. – Нам будет нетрудно подняться, а что касается спуска, то не забывайте, что в нескольких милях за окраиной Лондона атмосфера совершенно чистая. Лишь бы взрывчатка была достаточно мощной!
– Не теоретизируй, – отмахнулся Элдред. – У нас впереди еще целый день работы. И нельзя терять время.
– Сначала обед, – предложил сэр Эдгар, – его подадут сюда. Он будет простым и холодным, но, слава богу, его будет много. Боже мой, после этой ужасной темноты какое счастье, что вновь появился свет!
*****
Через два часа после полуночи двери мастерской отворились, и аэрофан выкатили на тележке в сад. Слабый проблеск света только усиливал черноту. Трое мужчин молча помахали Синтии рукой и прыгнули в машину. Через несколько секунд они с жужжанием и шумом унеслись в удушливый туман.
IV
Лондон держался стойко и упорно. Десятки домов смотрели и ждали отсутствующих, которые не вернулись, улицы и реки вынесли удар, открытые пространства, парки и вересковые пустоши были окутаны пеленой. Но долгая черная ночь хорошо хранила свою тайну. Поначалу в городе царили разбой и грабежи. Но что толку в грабеже для вора, который не может распорядиться своей добычей, не может обменять редкий бриллиант на хлеб? Некоторые из них даже не могли найти дорогу домой, им приходилось оставаться на улицах, где их подстерегал животный страх и уверенность в наказании с наступлением дня.