Фаваронас тупо привел их к потрескавшемуся краю ущелья. Еще пара шагов, и они бы рухнули на зубчатые камни в сотне метров внизу. Мгновение он подумывал ринуться вперед и сделать эти шаги.
«Не думай, что убив себя, ты навредишь мне», — сказал Фитерус. — «Вспомни судьбу всадника на грифоне».
Фаваронас продолжил восхождение. Итак, Фитерус думал, что всадник на грифоне мертв? Ученый лучше знал ситуацию. После того, как маг рухнул без сознания, Фаваронас видел, как грифон недолго описывал круги, а затем направился на юг. Едва эта мысль посетила его разум, как он отогнал ее прочь, наполнив голову строфами особенно тупой сильванестийской эпической поэмы. Соединенный с ним подобным образом, колдун мог читать его мысли. Нет смысла все раскрывать.
Пара конных эльфов ехала между чахлыми вязами и дубами, разбросанными по восточной половине долины. Они являлись частью расширенных патрулей Беседующего, отчаянно ищущих пропитание в бесплодной местности. До сих пор они ничего не нашли. Даже деревья были бесплодными. На дубах не росли желуди; вязы не разбрасывали по бризу крылатые семена. Учитывая странный климат Инас-Вакенти, было невозможно сказать, сколько лет могло быть этим деревьям. Двух с половиной метровые деревья могли быть как молодой порослью, так и взрослыми тысячелетними растениями, навечно скованными таинственным влиянием Инас-Вакенти.
Утро было все еще свежим, когда к Таранасу прискакали фланговые, сообщив о странной находке. Не источнике еды или воды, а об эльфе.
«Живой?» — спросил Таранас.
«Похоже, да. Но вам лучше самому взглянуть. Это будет проще, чем объяснить!»
Двое всадников повели его почти на милю к югу от исходного направления движения, к поляне с тремя высокими каменными столбами. Еще четверо конных воинов стянулись к одному из монолитов, эльфы разглядывали что-то на земле. Таранас собрался было спешиться. Солдаты посоветовали ему не приближаться слишком близко. Посоветовав им не быть такими робкими, генерал слез и протолкался между двумя лошадями. Он увидел самую странную из множества странных картин, свидетелем которых стал за последнее время.
У основания белого монолита возвышался холм сине-зеленого песка. В нем по самый рот был погребен эльф со смуглой кожей и коротко обрезанными темными волосами. Его глаза были прикрыты, словно у покойника, но ноздри, хоть и слабо, но трепетали. Он дышал.
Еще более поразительным было то, что земляную кучу облепили живые летучие мыши. Таранас едва мог поверить своим глазам — живые создания в Инас-Вакенти! Летучие мыши совсем не реагировали на приближение эльфов. Они так плотно облепили холм, что их крылья полностью закрывали поверхность кучи. Сидевший эльф был замурован от пальцев ног до губ. Летучие мыши покрывали лишь часть, освещенную восходящим солнцем. Пока он глазел, мимо его головы с писком пролетела еще одна летучая мышь и приземлилась у нижнего края живой массы. Вновь прибывший распростер крылья и расположился ровно там, где линия солнечного света начала сползать на погребенный торс эльфа.
«Осторожнее, сэр», — сказал один из воинов, нарушая оглушительную тишину. — «Песок живой».
Что-то скользнуло по поверхности сапог Таранаса, и он посмотрел вниз. Через его ноги, точно вода, переливались струйки бирюзовой земли. Выругавшись, он стряхнул ее и отступил назад. К счастью, ползучий песок не тянулся дальше чем на несколько метров от пойманного в ловушку эльфа.
Таранас подумал, что неизвестный эльф был кагонестийцем. Судя по его виду, он жил среди людей. Если они срочно его не освободят, песок полностью погребет несчастного. Присутствие летучих мышей было столь же необъяснимо, как и все остальное, но, если выкапывать парня, тем придется раздвинуться.
Он велел воинам приступать к работе. Для добычи фуража, у них с собой были лопаты с короткими ручками и пузырьки для сбора воды, которую они могли найти. Два всадника спешились и попробовали прогнать летучих мышей криками и взмахами лопат. Летучие мыши чирикали и пищали, но оставались на месте. Они взлетели, лишь когда Таранас ткнул между ними саблей. Как только они исчезли, песок, который они укрывали, прекратил волноваться и начал со слышимым скрипом твердеть. Там, где ее касалось солнце, струящаяся почва становилась твердой, как камень. Замурованный эльф едва слышно простонал. Затвердевавший песок выдавливал из него дух.
«Вытащите его!» — крикнул Таранас. — «Торопитесь!»
Затвердевший песок был точно стекло — очень твердый, но чрезвычайно хрупкий. Когда эльфы принялись рубить его лопатами, их резали летящие осколки, но они не останавливались. Прямо у них над головами кружила стая летучих мышей, создавая ужасный шум. Вскоре эльфы очистили от затвердевшего песка торс кагонестийца. Его грудь расширилась глубоким дрожащим вдохом. Летучие мыши тотчас рассеялись. Они в считанные секунды скрылись из вида.
Воины переключили свое внимание на стекло, удерживавшее его ноги. Освободив их, двое схватили его за руки, поднимая. Оживившее почву заклинание было нарушено. Сине-зеленая земля спокойно лежала у них под ногами. На всякий случай, они отнесли незнакомца на несколько метров в сторону. Таранас плеснул воды на его пепельное лицо.
Кагонестиец резко очнулся. Вырвавшись из поддерживавших его рук, он откатился в сторону и мигом очутился на ногах. Раса эльфов была ловкой и проворной, но быстрое восстановление и необычайные рефлексы этого кагонестийца поразили всех без исключения.
Он не потянулся к оружию, лишь водрузил на нос затемненные очки. Разглядывая их сквозь желтые линзы, он сказал: «Вы не призраки!»
Таранас скрестил руки. — «Нет, друг мой, а ты почти уже был».
10
Ее сны были наполнены небом.
В ее ушах пел сильный бриз, играя на ее обнаженных руках и ногах. Это было одновременно и приятно, и весьма зябко. Она шла по узкой мощеной дороге из мрамора, окруженная со всех сторон открытым голубым небом. Ни один из концов пути не был виден; мрамор просто сливался с небом впереди и позади. По бокам поднимались каменные монументы, каждый из которых смутно напоминал эльфа. Она развлекалась, давая имена бесформенным блокам: Эльхана, хрупко стройная, сильная, как сталь; Самар, стоящий столь непоколебимо по стойке «смирно», что его спина могла сломаться от напряжения; Портиос, худой и костлявый, слегка отвернувшийся в сторону от дороги. Легкая фигура с широко раскинутыми руками могла быть только Гилтасом. А что насчет гномьей фигуры рядом с ним? Пока она изучала его, круглый блок шевельнулся, голова в форме яйца повернулась. У нее было ее лицо.
Кериан вздрогнула и проснулась. Ее по-прежнему окружало небо, но это уже был не сон. Холодный ветер обдувал ее лицо. Она сидела, склонившись к шее Орлиного Глаза. Под ее безвольно повисшими руками проносились пустоши Кхура, их бледно-коричневый цвет в свете звезд обрел серый оттенок. После заката она подтянула ремешки седла и позволила себе вздремнуть. Орлиный Глаз фыркал и мотал головой, чувствуя, что его всадница, наконец, проснулась.
Вокруг нее громоздились облака, бело-голубые в свете звезд. Облака не часто навещали Кхур, и она тотчас заволновалась, не сбился ли Орлиный Глаз с курса. Сверившись со звездами и горизонтом прямо по курсу и позади, она убедилась в этом. Без ее бдительной руки на поводьях, сильный встречный ветер толкал Орлиного Глаза слегка на восток, в сторону Кхурского залива, бухте в виде рога на западе Кхурманского моря. Облака объяснялись близостью к морю.
Кхури-Хан раскинулся вблизи от западного побережья залива. Она сняла поводья с луки седла и повернула Орлиного Глаза на юго-запад. Крылья грифона поднимались и опадали в плавном ритме. Повреждение глаза лишь ненадолго замедлило его. Он быстро приспособился, хотя продолжал беречь раненую сторону. Они должны были добраться до Кхури-Хана задолго до полуночи. Кериан была довольна. У нее не было времени на дипломатию или сражение. Она собиралась влететь в укутанный ночью город, отыскать Са'иду и снова как можно быстрее унестись прочь.