— Хорошо, генерал, пусть будет так, но Вы мне до сих пор не рассказали, что же произошло? Было бы лучше, если бы Вы начали всё с самого начала…. И, пожалуйста, зовите меня просто Авель.
— Не возражаю, Ваше высочество.
— Генерал…
— Прошу прощения. Итак, продолжу, сразу заметив, что Вашему спасению способствовало то обстоятельство, что совершенно случайно — действительно случайно и я вынужден на этом настаивать, — маневры нашего войска проходили близ границ Камерлина.
— Так-таки и случайно? — я позволила себе улыбнуться.
— Ещё раз заверяю Вас, выбранное мной место манёвров решительно не имело ни какого отношения к последующим событиям.
— Хорошо, хорошо. Я не возражаю, генерал. Позвольте только вопрос. Вам не приснился какой-нибудь странный сон, подтолкнувший к принятию такого, я бы сказала, весьма опасного решения, как маневры близ чужих границ?
— Какие сны? Я не верю в правдивость сновидений, но, — генерал замялся, — видение мне было… Весьма смутное, но я точно знал, что надлежит делать.
Всё ясно, без моей мамочки тут не обошлось. Видения по её части. Но, пожалуй, не стоит сообщать об этом Ламсу, а то расстроится ещё больше.
— Так Вам стало известно о моём происхождении, когда Вы проводили маневры?
— Не совсем так. Мы ещё только подходили к границе, нам даже не пришлось перестраиваться. И как только мне доставили письмо, я выдвинул войска в направлении Вышегорска, но, как я уже говорил и ещё раз вынужден это заметить, моё решение было скоропалительно и необдуманно.
— Сейчас бы вы всё переменили?
— Не знаю, принцесса. Не знаю. Мне искренне жаль было бы потерять Вас, но даже то, что нам удалось захватить город, уже чудо. Кто-то из находившихся внутри открыл нам ворота. Но на улицах столицы мы потеряли много, слишком много людей и едва успели захватить тюремные казематы, как подошла вражеская регулярная армия. Отступление едва не превратилось в паническое бегство. Если бы не овраги, остановившие их конницу, мы бы потерпели полное поражение. Да, да, милая девушка, увы, в результате моей самонадеянной авантюры, Рустания едва не лишилась армии. К тому же теперь мы практически находимся в состоянии войны с Камерлином. К счастью, в наши руки попало немало вражеских военачальников, и к тому же в столице врагов царит полная неразбериха. Пока им не до нас. Опять же им не до нас и по другой причине: после появления наследницы престола для узурпатора возникла опасность свержения с престола.
— Простите, я что-то забыла?
Эльге Ламс вздохнул и заговорил со мной, как с ребенком.
— Вы помните, — сказал он, хотя уже убедился в обратном, — после войны с Островной Империей Прибрежное Царство разделилось на четыре государства: Вилингория, Салодор, Нубия и Эскалиор. Когда на престол последнего взошел Румбальд Умный, Ваш прадедушка, то страна уже находилась в состоянии гражданской войны. На протяжении несколько десятков лет ему удавалось сдерживать опасные настроения, но затем его убили. Тогда королем стал Ваш дедушка Ривард. Когда у него родилась дочь, на него уже было произведено несколько покушений, и Ривард Смелый решил, что будет лучше, если девочку воспитают другие люди. Где-то через год покушение увенчалось успехом, а еще через пару лет противники (две основные противоборствующие стороны дом Рома, стоявший во главе повстанцев, и дом Юнгра, возглавлявший Эскалиорскую аристократию) подписали мирный договор, по которому одна часть страны доставалась восставшим и становилась Камерлином, а другая — Рустания — оставалась у Временного правительства. Я думал, Вы знаете об этом, — он сокрушённо развел руками.
— Получается, что данная опасность существует и для Рустании…
— Тс-с-с, тише, о таких вещах не говорят вслух. Не думаешь ли ты, что кто-то может быть более достойной престола, чем королева Эвиль?
— Нет, не думаю, — мотнув головой, совершенно искренне ответила я.
— И не думай. Я не хочу, чтобы враги твоей матери начали охоту и за её чересчур смышленой дочерью.
— Скажите, генерал, а что мешает им, захватив меня, принудить мать к сотрудничеству вплоть до отречения от права на престол?
— Не смешите мои тапочки, деточка. Что за мать способна отправить единственного ребёнка на верную гибель? Или Вы скажете, что она не догадывалась о том, куда Вы отправляетесь? Вы не сказали ей об этом? Молчите? Что толку брать в заложники дочь такой матери? Скорее возможно поступить наоборот, но кому нужна сопливая девчонка, считающая себя ура-патриоткой? Если я в чём-то не прав, скажите мне это.
Я молчала. Но не потому, что считала его правым, наоборот, мне вдруг со всей отчётливостью стало понятно, насколько сильно любима своей матерью. Она предвидела всё это. Предвидела и моё пленение, и последующее раскрытие её тайны. Не отговорив меня от «визита» во вражескую столицу, она очень рисковала — вероятия всегда имеют несколько расходящихся линий: меня могли казнить, могли убить при задержании, могли просто до смерти замучить в пыточной, но, судя по всему, остальные версии развития событий выглядели ещё ужаснее — их исход был предопределён. Во всяком случае, сейчас я жива, почти здорова, валяюсь в мягкой постели, жду обещанных фруктов, и пока на меня никто не покушается. Так что можно считать, замысел моей мамы удался на все сто. Мелкие неприятности и ушибы не в счёт.
— Генерал, а вы не помните, кто из вражеских вельмож и командиров был убит или попал в плен?
— Помнить? Мне ни к чему такая роскошь, как память. К чему запоминать всякую мелочь, когда есть секретарь? Он очень скрупулезно фиксирует всё происходящее. Лист бумаги и перо — вот его оружие, точно так же как моё оружие — меч. Кстати, я как раз сегодня утром докладывал Её величеству о настоящем положении дел и имею с собой этот так Вас интересующий список.
— Дайте мне его! — наверное, чересчур поспешно потребовала я.
К чести Ламса, тот если и удивился, то не подал виду. Огромная с золочёными тиснениями папка раскрылась, и в мою сторону поплыл белый расплывающийся в глазах листок…
"Лишь бы не он, лишь бы не он", — твердила про себя я, пробегая глазами первую страничку, на которой были записаны убитые при штурме города вельможи и с той, и с другой стороны. Ни одного знакомого имени мне пока не попалось, хотя я не отказалась бы увидеть на белом листе нечто типа Вексель такой-то или, что ещё лучше, король Илактрион Первый. Тёрма в этом списке не было, я уже хотела перейти к списку пленных, когда мой взгляд зацепился за последнюю страничку. Имя показалось мне знакомым — генерал Мейххеваль де фон дор Тюрх. В глазах у меня помутнело. Бесспорно, это был Мейхель. Я взяла себя в руки и с остервенением перевернула страницу. Вздохнула и принялась читать дальше. Полковник Термарель Бернард Каннер отыскался на третьей странице. Значит, он всё же жив. Сердце, радостно забившись в груди, тут же рухнуло вниз, в бездну отчаяния. Он же в тюрьме! В нашей тюрьме. Боже! Законы Рустании строги, единожды попавший в подземелье уже никогда не выходит на свет. Поэтому у нас почти нет преступников. Но… но это же просто не справедливо! Он просто солдат, он обязан был защищать своего короля… Просто солдат?! Нет, он не просто солдат, он полковник враждебного государства, а значит знает, должен знать тайны. А Тёрм — не тот человек, чтобы выложить всё добровольно. Значит, его будут пытать. На что способны наши палачи я знала не понаслышке. Я, королевская воительница, собственными глазами видела несчастных, прошедших "процедуру перевоспитания". Камерлинские каты по сравнению с нашими «исправителями» мягкие и человечные.
"Почему ты оказался в плену? Почему? Лучше бы ты умер. Я пойду к королеве", — решительный жест, готовый откинуть одеяло, замер на полпути. Бесполезно. Наша королева непреклонна, она ни для кого не делает исключения, только на этом зиждется порядок. Цепкий ум, непреклонная воля, твёрдая рука. Да идите вы все к чёрту со своей твёрдостью! Ненавижу, всех ненавижу.
Листок со списком сам собой выпал у меня из рук и полетел на пол.