— Ничего. Я же говорю, лошадь испугалась и…
— Тёрм, — настойчиво повторила я, — ты хочешь, чтобы я проверила?
— Нет, — в голосе Тёрма послышался откровенный испуг.
— Тогда скажи толком, что случилось?
— Хорк… — дальше говорить и что-либо объяснять не имело смысла. Вот тебе и отсутствующие хищники. Может именно поэтому их тут и не было? Именно теперь я поняла, что так высасывало мои силы, и магические излучения Нарита были вовсе не причём. Я почуяла присутствие нежити, но не смогла распознать. В конце концов я же не маг-практик. И вообще не маг.
— Тёрм, — я понизила голос до шёпота, — что будем делать?
Тот неопределённо пожал плечами. У меня тоже не было никаких путных мыслей. Имея двух лошадей, мы бы ещё могли попытаться спастись бегством, но на одной… к тому же что делать с этими Селивёрстовыми? Не оставлять же их на съедение хорку. Я попыталась вспомнить всё, что мне было известно про эту нежить. Итак, как было написано в одной из прочитанных мной книженок, хорк — по новейшей классификации — нежить высшего магического разряда, сроки существования ограничены лишь наличием пищи. Живёт в неглубоких, хорошо замаскированных норах. Может спать до пятидесяти лет подряд, просыпается на две-три недели. В это время ведёт активную охоту, местность вокруг его логова пустеет буквально за считанные дни. Наевшись и вдоволь впитав жизненную силу, вновь залегает в спячку. Специально на людей не охотится, поэтому считается условно-неопасным, хотя известно достаточно много случаев уничтожения хорками целых селений. Возможно столь большой прожорливостью и объясняется пустынность выбираемой им местности. То есть пустынной она становиться уже после постройки логова. Отмечено массовое появление хорков в периоды народных волнений и начала войн. Уничтожается в основном во время спячки. А вот про способы и средства уничтожения в той самой книжице не было сказано ни слова, возможно потому, что многими исследователями, в том числе и автором, хорки считаются безвозвратно истреблённым видом. Его бы сюда, этого автора. Стоит ли переводить бумагу, если в ней нет никаких практических рекомендаций? Точнее рекомендации есть, но на каких угодно страницах, кроме той, где описывался этот "практически вымерший вид". Вот ведь угораздило этого гада проснуться в этой местности и именно в то время, когда по ней проезжали мы с Тёрмом. И это из пятидесяти-то лет…
— Авель, нам лучше перебраться поближе к Нариту.
— А смысл? Я не думаю, что это хорошая идея. Магический источник не отпугнёт его, а скорее притянет.
— Ты не права, если этот куст-камень достаточно силён, хорк может и не почувствовать нашего присутствия.
— Но он нас увидит.
— Хорк слеп.
— Слеп? — если сказать, что я удивилась — значит, не сказать ничего. Ни в одном магическом труде, ни в одной монографии об этом не было сказано ни слова.
— Слеп, слеп, — уверенно подтвердил свои слова Тёрм, — глаза на его голове ни что иное как утратившие своё основное значение рудименты. Хотя, по правде сказать, сверкающие в ночи красные глаза производят на жертву неизгладимое впечатление.
— Хорошо, а запах? — я даже не попыталась узнать, откуда у Тёрма такие интересные сведения. — Разве он не придет по нашим следам?
— Об этом я не подумал, — Тёрм нагнулся и, подхватив одного из братьев, закинул его на круп лошади, — но мне почему-то кажется, что подле этого камня у нас остаётся ещё хоть какой-то шанс спастись…
Не дожидаясь моего согласия, Тёрм взвалил второго брата себе на плечо и поволок к стоявшему за деревьями Нариту. Соскочив на землю и взяв коня под уздцы, я двинулась за ним следом.
Тёмно-зеленые ветки, растекаясь по поверхности невероятно круглого камня, образовывали чудесный узор. Прозрачные зелёные листья, словно рассыпавшиеся круглые монеты, накладывались друг на друга подобно рыбьей чешуе. Нарит напоминал творение великого художника. Может быть так оно и было? И этот невероятный куст-камень создал именно художник?
Едва мы остановились, как позади нас раздался ужасающий рев. Когда же зверь взревел второй раз, на деревьях зашумели листья, и я почувствовала, как зашевелились волосы на моей голове. Страшное, неведомое нечто коснулось моей сути, пытаясь подмять под себя, поработить мою волю. И это не было обычное магическое воздействие, нет, это было нечто другое, непознаваемое, древнее и неукротимое. Оно проникло в мои мысли, добралось до глубин сознания, взбаламутило и подняло на поверхность все мои страхи и мечтания. Я бросила взгляд на Тёрма. С ним тоже творилось нечто подобное. Мускулы его лица были напряжены, а глаза невидяще смотрели в глубину леса. Он изо всех сил боролся с надвигающимся на нас хорком.
…или нежить была полностью увлечена борьбой с Тёрмом, или я изначально не казалась хорку достойной добычей, но невидимые путы стягивающие моё сознание стали ослабевать. Я повела плечами, словно сбрасывая с себя остатки этих пут, и они далекими детскими воспоминаниями осыпались под камнедробилку действительности и вовремя: братья Селиверстовы, одновременно придя в себя и даже не успев понять, что происходит, были захвачены во власть древнего чудовища. Они ещё поднимались на ноги, а их вытянутые вперёд, дрожащие руки тянулись в направлении Тёрма. Я прыгнула и двумя касаниями кулака отправила обеих братьев в бессознательное состояние. Нежить вновь взревела, рассерженно и зло. Теперь-то я уже поняла, что рев звучал внутри меня, а в окружающем лесу царило безмолвие. Я попробовала нащупать исходящую от чудовища мысль и не ощутила ничего, кроме неимоверной жажды и голода. Я ухватилась за эту мысль и, потянувшись, проникла в хаос чужих воспоминаний. Кровавые сцены прошлых событий захлестнули волной неодолимого ужаса. Десятки, сотни, если не тысячи смертей, объединённые в одном калейдоскопе, ужас на лицах мужчин и женщин, и кровь, кровь, кровь, повсюду кровь и раздирающие душу крики. Этот хорк был древним, очень древним, калейдоскоп времени пестрел перед моими глазами, сменялись племена, одежды людей, архитектура возводимых ими строений, но одно оставалось неизменным — ужас на лицах убиваемых хорком людей и животных. И лишь далеко, на последней странице пергамента памяти оказалось время, когда сам хорк ощущал себя только что родившимся, маленьким и слабым, он ужасно боялся умереть от голода, но люди в шкурах сами с радостными криками и пением принесли ему первую жертву, на лице одноногого калеки сияла благодарная улыбка, но и эта улыбка потонула в потоках изливающейся из его вен крови. Я снова устремилась к поверхности его воспоминаний и увидела бьющегося в путах Тёрма. Он сражался изо всех сил, но никак не мог вырваться из паутины собственных воспоминаний — мучения отражались на его лице.
— Тёрм, — позвала я, надеясь вернуть его к реальности, но неожиданно для меня тот отрицательно покачал головой. Выражение муки на его лице становились всё явственнее и явственнее, и вдруг его затуманенный взор стал угрюмо-сосредоточенным, необоримая сила духа камерлинца превозмогла мощь монстра и в едином порыве швырнула её обратно, и почти тотчас же хорк взревел в неописуемом ужасе. Вся испытываемая Термом боль, все его самые страшные страдания в единый миг превратились в страдания хорка. Он снова взревел, и нас выбросило из его сознания. Я почувствовала себя снова стоящей на земле, в душе появилось чувство временной безопасности, но на всякий случай огляделась по сторонам. Тёрм стоял рядом и злорадно улыбался. В правой руке он держал сверкающий на солнце меч, лук и колчан со стрелами удобно расположились на круглой поверхности Нарита.
— Он сейчас придет сюда сам, — я не пыталась предугадать события, а просто констатировала факт.
— Пусть приходит, теперь мы будем сражаться на равных, — Тёрм подмигнул мне, и я поняла, что именно так и случится. Что у нас теперь есть шанс. Хорк испытал страх, который не проходит бесследно. Он будет нас бояться. Он воспринял боль Терма как свою собственную и теперь вспомнит свой детский страх, обязательно вспомнит…
Он был огромным, но едва переставлял ноги, двигаясь неуклюже и медленно. Его шатало. Хорк оказался уродлив на столько же, на сколько и неповоротлив. Короткие столбообразные ноги поддерживали огромное тело. Туго обтянутые голой кожей кости, по которой шли широкие костяные пластины, высокие шипы по спине и длинный кривой рог на голове, в довершение вытянутый череп, длинные чёрно-коричневые зубы и огромный, толстый тянувшийся по земле хвост. От всей его внешности тянуло могильным смрадом. Страх голодной смерти и ощущение непонятно откуда взявшейся боли лишали его сил. Он обладал огромной мощью, но всё же в какой-то мере оставался всё тем же маленьким, только что возродившимся существом. Мне даже на какое-то мгновение стало его жаль, но затем в памяти мелькнули его кровавые воспоминания, и в сердце не осталось ничего, лишь пустота и желание немедленно уничтожить это гнусное порождение мрака.