Андрей вдавил педаль газа в пол, запретив себе думать о причинах столь быстрого реагирования. Надо было проскочить каких-то два с половиной километра до перекрёстка , повернуть и не снижая скорости, гнать и гнать до железобетонного моста. Проблемой было разделявшее военнослужащих разных времён расстояние.
Арьергард колонны состоял из четырёх подвод и половины всего автотранспорта - такой же 'полуторки', как и у застреленного Андреем чекиста. К грузовику была прицеплена маленькая полевая пушка.
'До перекрёстка от колонны почти четыреста метров' - на глаз прикинул Андрей - 'если они сейчас развернуться, то оседлают дорогу раньше, чем мы успеем подъехать. Сколько у них скорость по грунту? Чёрт, не помню. Ладно, хрен с ним. Успеем' - бесшабашно подумал он, заметив отсутствие всякого движения в опасную для украинских военных сторону.
Он ошибся. Не успел он проехать и двести метров , как полуторка, отбросив пушечный хвост, развернулась и двинулась к перекрёстку. 'Что они задумали?' - удивился Андрей, соотнеся скорости грузовика и шишиги. Точку рандеву Загорудько проскакивал с хорошим запасом. Пока он сравнивал, дульный срез второпях развёрнутой расчётом пушчонки выбросил в сторону украинских машин факел яркого пламени.
'Бл...!' взвыл Андрей, ударяя по тормозам. В поле слева, немного спереди распух земляной фонтан. Замысел красного командира стал ясен - подбив или на худой конец замедлив продвижение непонятных машин, успеть выбросить на дорогу группу солдат. Артиллерия бы контролировала события с безопасной дистанции, а там и остальные красноармейцы подтянутся.
Сбросив скорость до сорока километров в час, Андрей ехал, считая секунды. Вот сейчас заряжающий загоняет в казённик снаряд, вот командир даёт поправки наводчику ... Андрей рванул рычаг передач на пониженную, втопил газ в пол до упора. Грузовик начал разгонятся, но Загорудько казалось, что медленно, медленно!
Раздавшийся сзади и слева разрыв подтвердил верность расчёта. Теперь можно было гнать, выкручивая мотор до упора. Директриса стрельбы проходила слишком близко от штурмующего дорогу грузовика и он мог попасть под 'дружественный огонь'.
Командир стреляющего на поражение артрасчёта не знал такого слова из военного сленга двадцать первого века и третий разрыв справа едва не накрыл подвижную цель. Машину тряхнуло, осколки разбили зеркала и стёкла, грузовик потащило в сторону. 'Пробили колёса' - подумал Андрей, на ощупь включая подкачку. Виляя, всего на шестидесяти километров в час, грузовик успел таки проскочить мимо ползущего ещё метрах в пятидесяти от дороги полуторки и повернуть. Сзади захлопали выстрелы, что-то громко щёлкало по кабине и кунгу, грузовик неимоверно трясло и мотало по всей невеликой ширине грунтовой дороги.
Перед самым асфальтом Андрей остановил машину, открыл дверь и оглянулся назад. Уазика там не было. Загорудько подождал минуть пять, горько сплюнул и погнал машину в сторону видневшихся признаков современной цивилизации. Уже на мосту он снова посмотрел назад. Из-за поворота так никто и не появился. Андрей захлопнул дверцу, положил голову на обхватившие руль ладони. Надо было куда-то ехать и что-то делать. После всех событий последних часов он вдруг понял, что остался совершенно один в этом мире, никому лично не нужный и в принципе не интересный. На службе в перспективе громоздились большие проблемы, родственников, к которым он бы мог обратиться за помощью, в Харьковской области у него не имелось. Кому он здесь нужен, без денег и с висящим на совести трупом?
- Остаётся только один вариант - сказал в пространство Андрей. Всего-то нужно было вспомнить один телефонный номер. Казалось, десять лет назад он постарался его накрепко забыть, а вот смотри-ка, что за фортель выкинула память! Номер и всё, что с ним связанно, всплыли в памяти Загорудько, словно это случилось только вчера. Теперь надо было всего лишь позвонить. Желательно не попадаясь никому на глаза. Лично и тем более - с простреленной и побитой осколками армейской машиной.
Перед Краснокутском Андрей решил сделать небольшой привал. Съехав с асфальта, он напрямик, по краю вспаханного поля, махнул в сторону растущей вдоль речных берегов кленовой рощи. Почти не петляя между редко растущими деревьями, он загнал машину на укрытый склоном от взглядов с дороги некогда заливной лужок, по причине летней жары спокойно выдержавшего наезд многотонной машины. Умывшись, а потом, после краткого раздумья искупавшись, он растянулся на ещё прохладной траве, бездумно рассматривая гонку больших и маленьких облаков.
Мысли медленно бродили в пустой голове, постепенно складываясь в возможные пути решения насущных проблем. Одни варианты были всем хороши, но абсолютно исключали возможность хоть какой-либо армейской службы, другие гарантировали лямку и сапоги, но в обмен требовали больших или маленьких страданий. Страдать Андрею совершенно не хотелось. Что-то провернулось в нем за последние три часа, сорвав с катушек казавшиеся некогда незыблемыми устои и представления о лучшей жизни. Сейчас ему уже не казалось абсолютно верным решение, принятое под воздействие казалось бы непреодолимых обстоятельств десять лет назад. Сейчас он почему-то стал воспринимать свою сверхсрочную, а потом контрактную службу, как форму некого бегства от реальности, добровольную схиму, а попросту говоря - тюрьму. Сейчас пришла пора вернуться к активной жизни. Кругом расстилался огромный мир, легко прогибавшийся под напором крепкой, как нержавеющая сталь, воли свободных людей. Не связанных пожизненно особыми обязательствами с породившими их обществом и государством. Таких людей было немного, всегда и везде, но они были, есть и будут. Так почему же он, Андрей Дмитриевич Загорудько, не может войти в этот тесносплочённый правящий круг? Сейчас, когда под напором неведомых сил рухнули казавшиеся абсолютными и неподвластные даже древним богам временные границы? Доказательство невозможного лежит, замотанное в брезент, в простреленном насквозь кунге.
- Кстати, о доказательствах и уликах - пробормотал Андрей, вставая. Выдернув из зажимов на обратной стенке кабины большую сапёрную лопату, отправился копать могилу. Никаких угрызений совести он не испытывал. Вся родня Кононенко жила на южной стороне Крымских гор и претензий предъявить ему не могла. Почему-то Андрей был в этом абсолютно уверен.
Лопата без скрипа входила в песчаный суглинок. Загорудько уже углубился на полтора метра, как в очередном лопатном копке чмокнула пропитанная влагой земля. Решив, что хватит, Андрей выбрался из могилы, опёршись на брошенную поперёк раскопок лопату. Отошёл на пару шагов, осмотрел содеянное. Яму он выкопал на середине уклона, ведущего от рощи к реке, почти в самой гуще ивовых зарослей. Можно было рассчитывать на возможно долгую анонимность сего печального места. Удовлетворившись обзором, Андрей отправился за бездыханным телом.
Спустить аккуратно из кузова мёртвого водителя Загорудько не смог. Край брезента выскользнул и Кононенко, нелепо взмахнув руками, скатился на густую траву. Андрей глотнул, подавляя ненужный позыв и спрыгнул следом. Надо было сделать последнее перед упокоением дело.
Загорудько обыскал карманы, стараясь не глядеть в оставшиеся широко открытыми голубые глаза, нашёл и забрал документы на машину, всё остальное оставил погибшему. Подтащив на куске брезента тело к могиле, Андрей постоял минуту над ним, вздохнул. Дрогнувшей рукой закрыл глаза, прошептав 'Покойся с миром'. Затем стащил труп вместе с брезентом в могилу. Ещё раз вздохнув, взял в руки лопату и бездумно закидал непохожий на человека брезентовый свёрток.
Дело было сделано. Ещё раз умывшись и искупавшись, Загорудько забрался в кабину и попытался позвонить по мобильному. Бесполезно, связь так и не появилась.