— Передам все в точности, товарищ майор.
— А вы кто?
Оленич приложил руку к пилотке:
— Лейтенант Оленич, командир пулеметной роты. С капитаном Истоминым вместе с мая этого года. Были в Минеральных Водах и дошли до этих не совсем приятных мест. Но почему капитан ни разу не вспомнил, что знается с «ночными ведьмами»?
Нино засмеялась — легко, как человек, обладающий чувством юмора.
— Мне почему-то показалось, что вы очень подходите Истомину, — такой те сверхсерьезный, и такой же острый на слово. Я предполагаю, глядя на ваше лицо, что женщине с вами будет трудно, если какая влюбится в вас: характер у вас чисто военный, вы, наверное, ведете строгую жизнь. Ошибаюсь? Не думаю! Представляю, какие у вас отношения с Истоминым!
— Капитан непростой человек, но в последнее время ми стали с ним дружнее. ИР — о, бойтесь этого! Бойтесь мира с ним! Истомин может очень выдержанно, очень мирно, даже по-приятельски относиться только к тем, кого не любит. С теми, кого уважает, — ссорится, ругается, любит сыпать колкостями, он словно оттачивает свое остроумие и очищает того, кого любит.
Оленич отметил и даже тайно обрадовался: именно так относится Истомин к нему.
— Вам он цитировал наполеоновское изречение? Нет? Жаль. Когда он повторяет какую-нибудь наполеоновскую остроту, превращая ее или в шутку или в насмешку, считайте, что вы удостоились дружеского равноправия.
— Капитан — поклонник Наполеона?
— Как сказать? Он относится к нему внешне с юмором, а в душе — неизвестно. Однажды я спросила: откуда он знает изречения? Отделался шуткой: «И мы были рысаками!» Видимо, в юности он все же мечтал о наполеоновской славе и изучал крылатые выражения полководца, а повзрослев, стал их переворачивать, перекручивать, превращать в шутку, иногда — в горькую…
Этой красивой женщине приятно вспоминать об Истомине, рассказывать о нем. Она понравилась Оленичу не только внешней красотой, а какой-то загадочностью, как вообще загадочны и кажутся таинственными незнакомками женщины иных национальностей. Нино казалась ему Ниной Чавчавадзе, с ореолом величия и притягательным артистизмом.
— Мне приятно передать капитану от вас привет. Что ему сказать?
— Скажите, Нино сожалеет, что не смогла повидаться с ним.
— Он тоже будет сожалеть.
— Возможно. Но не подаст виду. Серьезный человек! — Нино снова засмеялась, превращая сказанное в шутку, хотя Оленич прекрасно понимал: ей совсем не до шуток.
Нино Чейшвили круто и четко повернулась на каблучках хромовых сапожек и пошла в помещение политотдела.
11
Ночь таяла, рассеивалась.
Капитан Истомин был в боевых порядках, и пакет с приказом о смене передовой линии обороны, о назначении старшины Кострова Оленич передал майору Дорошу, а сам поспешил к своим пулеметчикам. Собрал командиров отделений и распорядился внимательно сориентироваться на правом берегу речки, выбрать удобные для обстрела и надежные для обороны места, отрыть и оборудовать боевые позиции.
Эта ночь казалась бесконечной и в то же время — летящей с невообразимой скоростью. Еще несколько минут было темно, подразделения перешли на правый берег, еле успели окопаться, как вдруг стало совсем светло.
Приказав пулеметчикам и стрелковым подразделениям, которые находились в окопах возле пулеметных гнезд, следить за противником и быть готовыми к отражению наступления, пошел искать капитана Истомина: все-таки приятно будет суровому и педантичному человеку услышать рассказ о той женщине, которая, по-видимому, его любит и которая, по всей вероятности, нравится ему.
Взошло солнце, но противник не подавал никаких признаков, и короткий осенний день потянулся долго, притупляя остроту ожидания боя. К тому же было солнечно, безветренно и жарко, а в кустарнике — душно и влажно. Этот зной утомлял и обессиливал, невольно вспоминались прохлада ночного сада, влажная трава и холодные зеленоватые поздние яблоки.
Оленич встретился с капитаном уже после того, как стрелковые батальоны и пулеметчики сосредоточились на правом берегу речки и, скрытые кустарником, строили оборонительные рубежи.
— Судьба, кажется, подарила нам выходной день, — пошутил Истомин и предложил в вечерние сумерки организовать купание личного состава. — После Тырныауза и стремительного перехода по ущелью и гористой местности надо бы солдатам помыться.
— Пулеметчики уже занялись стиркой белья, — доложил Оленич.
— Пусть не вздумают развешивать белье на кустах: авиация быстро его смешает с грязью.