— Милый, милый Андрюша! О чем ты говоришь? Да пойми, — всхлипывая и прижимая его к себе, говорила она, — я жить без тебя не могу! Не могу!
И он потерял над собой контроль…
18
Взволнованный Виктор сообщил Андрею, что в военкомате ему предложили поступить в военное ракетное училище. И не надо было спрашивать, согласится ли он: все было написано на его восторженном лице. И так выходило, что в одно время уезжали Андрей и его приемный Сын. Гордей и Люда устроили проводы и поэтому на вечер пригласили девушек из медучилища — Галю и Мирославу, хотели оставить и земляков Негороднего, но они очень спешили домой — там работы невпроворот. О вечере Люда сообщила Андрею. Он, конечно, был против пышных церемоний, но смирился лишь потому, что проводы относились прежде всего к Виктору. Пригласили и фотокорреспондента Эдика. Но должен был прибыть еще один гость. Криницкому позвонил из редакции московского журнала Николай Григорьевич Кубанов и сказал, что с Андреем Оленичем они фронтовые друзья, однополчане, но потерялись на войне. Случайно узнав, что Андрей жив, сразу же послал фотокорреспондента, а теперь и сам выезжает в госпиталь. Гордей решил приберечь эту новость и поделился ею только с Людой.
Была суббота. Андрей собрался в парк на прогулку. Он спросил Людмилу, сможет ли она пойти с ним? У нее была важная и срочная работа, но пообещала прийти в парк через полчаса.
Уже почти около парка Оленича догнал Эдик. Фотокорреспондент был весел, в приподнятом настроении, не казался таким пройдохой и нахалом, как при первой встрече. Поздоровался, пошел рядом:
— На вокзал? — спросил он.
— Нет. В парк.
— А я — встречать шефа. Приехал для контроля: проверять, чем я занимаюсь. Разве я могу уехать отсюда, не побывав у вас на вечере? Тем более, что Людмила Михайловна в последнее время заинтересовалась мною. Черт возьми, какая женщина! Вы, капитан, тоже попали под ее чары? Да, от нее с ума сойдешь, стоит ей пройти мимо! Вы не обижайтесь, капитан, на мои слова: красота никому не может принадлежать, все принадлежит ей самой. Правильно я говорю?
— А что? Пожалуй…
— Ну, пока! Побежал к шефу в объятия.
Громоздкая фигура Эдика скрылась за деревьями, а где-то еще дальше гудела станция и слышалось громыхание подходящего поезда. Оленич присел на скамейку и откинулся на спинку, подставив лицо солнцу. День клонился к вечеру, от узенькой речушки тянуло прохладой.
Наконец в конце аллеи показалась Люда. Андрей пошел ей навстречу, взял под руку и, увлекая в глубь парка, стал говорить о своем счастье, что она его самая дорогая и самая любимая женщина на свете, его единственная судьба.
Неожиданно до него дошло, что она молчит, не проронила ни единого слова. Больше того, по ее лицу совсем не заметно, чтобы она обрадовалась его признанию, напротив, стояла подавленная и грустная. Он осекся и тоже замолчал, обессиленно повиснув на костылях.
— Да, конечно, нелепо… Нашло, извини, пожалуйста.
— Нет, ты и теперь не свободен. Ты не можешь освободиться от самого себя. — Все это Людмила проговорила негромко и укоризненно.
— Не понимаю, о чем ты?
— Поймешь. Скоро все изменится. Только что мне Гордей сказал, что твоя первая любовь — Евгения Павловна Соколова — жива, работает врачом в Киеве. Больше того, Колокольников отлично ее знает, она училась у него. И в свой последний приезд он обращался к ней за консультацией. Ее идея отправить тебя на жительство в причерноморские таврические степи…
— Люда, пощади, — проговорил Андрей. — Все это так же невероятно, как если бы у меня отросла нога!
— Я не выдумываю. И совсем скоро ты убедишься в этом: наверное, она приедет сюда…
— Этого быть не может!.. Все прошло, Люда. Все сгорело, дотла.
— Мне бы не хотелось чувствовать себя виновной в том, что ты сам себя обманывал. И не хотела бы себе счастья за счет счастья других. Давай посмотрим, что нам уготовила судьба. Пусть устоится вода в нашем роднике — сейчас она помутнела…
По дорожке прямо к ним шли двое мужчин — Эдик, а рядом с ним высокий, стройный человек с кудрявым, седым, почти белым чубом. Но глаза у него молодые, живые — смелые и лукавые. И вроде смеющиеся.
«Почему он смеется? — подумал Андрей, вглядываясь в знакомое лицо. — Кто он? Где мы могли с ним видеться?» Но человек поднял руки и кинулся к нему, и только в самое последнее мгновение он узнал его: это был Николай Кубанов.
Двое закаленных в битвах мужчин, уже поседевших от всяческих треволнений и фронтовой жизни, вдруг растрогались до слез, встретившись после стольких лет разлуки. И Людмиле, и даже Эдуарду было неловко смотреть, как топчутся друг возле друга два бывших солдата и как стесняются своих слез и нечаянно срывающихся нежных слов. Людмила взяла Эдика под руку и повела в сторону, негромко говоря: