— Жаль, что не получилось сюрприза! Мы с сестрой хотели пошалить и обрадовать Андрея неожиданностью. Видно, судьба не любит таких шалостей. Прошу, Николай Григорьевич, проходите в биллиардную — там просторно и прохладно. И можете курить, если страдаете этим недостатком.
— Гордей Михайлович, у вас тут райский уголок! — воскликнул Кубанов, озираясь. — И чего это Андрей вздумал покидать его?
Оленич, спускаясь со второго этажа, слышал, о чем идет разговор.
— Мне рекомендовал Колокольников ехать к морю, чтобы избавиться от своего проклятого недуга. Разве это не причина? Разве этого не достаточно, чтобы изменить местожительство?
— Да, конечно, — мягко начал уступать Кубанов. — Только пойми, что оздоровительный сезон в тех местах, куда тебя направляют, длится всего лишь три-четыре месяца — с июня по сентябрь. А остальное время там мерзко. Ты ведь можешь ездить туда на время бархатного сезона.
— Ты забываешь, что здесь я не дома… Пойми! — Оленич вдруг выпрямился и даже нервно пристукнул костылями, как бы показывая, что он калека и никому не нужный человек. — Я себя не хочу обманывать. И никого, кто ко мне относится с уважением. Не хочу быть нахлебником! Мне тяжело чувствовать себя приживалой…
Тут вмешался Эдик. Он сказал спокойно и насмешливо, обращаясь к Оленичу:
— Капитан, женитесь на Людмиле Михайловне — и будете дома!
— Ты бьешь прицельно, парень! — Оленич повернулся к Эдику и даже сделал к нему шаг. — Ты способен загадить даже место пира. Валяй дальше! Пусть твой шеф посмотрит, каков у него служитель прекрасного.
— Обещал ведь не вмешиваться в наши разговоры, — с досадой проговорил Кубанов.
Но Эдик только осклабился:
— Что тут такого? Я ведь высказал самую рациональную мысль, которая всех бы устроила и всех вас примирила бы. Тем более, что все это непременно случится… Ну, я пошел к Виктору: у нас, молодых, все гораздо проще.
Трое мужчин смотрели вслед Эдику, и каждый из них по-своему думал над его словами. Но первым вслух высказался Гордей Михайлович:
— По крайней мере, всю эту замалчиваемую лирику и стыдливую интимность он свел к прозаической практической проблеме.
Андрей вдруг стукнул костылем:
— Да поймите же: есть Людмила Михайловна! И все, что мы здесь говорим, в той или иной степени касается ее. Почему мы без нее хотим решить все проблемы? А ведь она самое главное действующее лицо.
— Кажется, ты прав, — произнес Гордей вставая. — Она уже накрыла на стол и ждет нас.
— Я даже не рассмотрел ее как следует. Показалась мне испанской аристократкой. — Кубанов засмеялся и подмигнул Оленичу: — Не удивлюсь, если и у нее окажется гордость выше красной черты. Ошибаюсь?
Гордей Михайлович громко засмеялся:
— Пожалуй, не ошибаетесь. Может, не испанская сеньора, но чертики в ее норове неистовствуют.
Андрей сказал:
— Позову ее.
21
Людмила в своей спальне одевалась.
Андрей постучал, и она спросила:
— Кто?
— Я, Андрей, — полушепотом ответил он.
— Входи.
Люда стояла перед зеркалом полуодетая и, прижав белое платье к груди, смотрела на него, остановившегося у Двери: он никогда не видел ее полуобнаженной, ее стройных ног, тонкой талии и даже распущенных, неубранных волос, которые громоздились огромной копной и падала волнами на плечи и спину — тоже не видел.
— Закрой дверь, — тихо произнесла она.
Быстрыми, привычными движениями она надела платье.
— Подойди ко мне, — попросила она.
Андрей послушно приблизился к ней, все еще не преодолев оглушившего его волнения, и, не в силах отвести от нее глаз, молча стоял: ему казалось, что сейчас его свалит головокружение. Люда улыбнулась, как улыбается красивая женщина, зная, что ее разглядывает мужчина, что она поражает этого мужчину и что ей самой очень приятно быть такой. Она улыбалась, словно говорила: «Видишь, какая я, а ты этого не замечал, и теперь сам растерялся, а я ведь существую для тебя, и поэтому я такая…»
— Ну что за колдовство! — прошептал Андрей, прижимая к себе Людмилу. — Я словно во сне и боюсь проснуться…
— Застегни, пожалуйста, на спине пуговичку. — Женщина тихо и счастливо смеялась.
Потом стала расчесывать волосы, водя гребнем по ним множество раз, пока они не начали сиять. Затем взяла поясок и набросила на бедра. Это так подчеркнуло талию, что Оленич только удивлялся: откуда она знает все эти тонкости? Это же целое искусство! И чтобы достичь такого эффекта, нужно быть мастером!