Девочки уже освоились и стали просить музыки. Витя и Эдик о чем-то горячо разговаривали, Николай Кубанов что-то доказывал Гордею, но на полуслове запнулся… Оленич оглянулся: в зал вошла Людмила и легкой походкой пошла прямо к нему. Все сразу умолкли, Кубанов тряхнул седым чубом и произнес:
— О, всевышний! Что делаешь со мною? Зачем на старости лет я должен видеть самое великое твое чудо? Почему ты не явил мне его чуть раньше?
Людмила величественно, по-царски властно протянула руку в направлении Мирославы и Гали и промолвила:
— Настоящее чудо — вот эти две юные богини! — И потом, нахмуря брови, грозно спросила: — Кто привел сюда этих сказочных красавиц, чтобы посрамить меня, хозяйку этого вечера?
Андрей первый захохотал, смеялся Кубанов, смеялись все, кто был в комнате. Смущенный Витя подошел к ней и, виновато подняв на нее глаза, сказал:
— Людмила Михайловна, я дерзнул… Думал, вам будет приятно. Ведь они ваши поклонницы!
— А, ну тогда пусть остаются, — смилостивилась Криницкая.
А Галина сказала:
— Ах, Людмила Михайловна! Я перед вами как статистка перед примой.
— А почему молчит юная фея?
— Я все время разговариваю с вами — в мыслях. Неужели вы не видите, не слышите, что я молюсь на вас?
Людмила Михайловна гордо повела глазами по лицам присутствующих и спросила:
— Кто еще хочет воздать мне хвалу?
— Я! — Это подал голос Эдик. — Когда вижу вас, то клацаю зубами как волк.
— Я не Красная Шапочка…
— Знаю. Но я хотел сказать, что у меня — клыки и постоянное чувство голода.
— Тут нищим не подают! — отрезала Людмила, немало разозлившись на пошлые намеки.
— Волк не просит, а берет.
— Здесь нет волчьих законов! — сухо отрезала Людмила и отвернулась от Эдуарда.
Он же, как ни в чем не бывало, ухмыльнулся и громко объявил:
— Пока фотограф не напился, пожалуйте на семейную фотографию! Снимаю всех вместе, каждого в отдельности и в разных вариациях. Жертвую на все общество тридцать шесть кадров!
Призыв Эдика возымел действие, все изъявили готовность заиметь снимок. Николай Григорьевич похвалил своего фотокорреспондента за проявленную инициативу и стал организовывать группу. Веселое настроение, охватившее всех, немного рассеяло душевное состояние Люды, но ей с трудом давались шутки. А роль гордой красавицы помогла ей сохранить спокойствие на лице. Андрей, следивший за ней, спросил:
— Что у тебя на душе? Что-то произошло?
— Не знаю, — шепнула она. — Наверное, должно произойти. Это предчувствие. Ты далеко не отходи от меня. Сегодня я хочу быть рядом с тобой, вместе провести этот вечер. Он прощальный, и никакими шуточками не умалить, не убавить моей печали.
— Поэтому ты оделась в черное?
— Да. Хочу танцевать с тобой. Пойди пристегни протез, а костыли оставь. Помнишь, на вечере, когда мне исполнилось восемнадцать…
— Тебе и сейчас восемнадцать. Ты всегда останешься для меня юной, восемнадцатилетней.
Людмила скомандовала:
— Гордей, давай музыку. Всем танцевать!
Возвратился Оленич. Взял за руку Люду и повел ее, неуклюже отставляя в сторону протез. На его лице застыло напряжение и сосредоточенность, словно он решал труднейшую задачу.
22
Музыка текла точно река, подхватывая своим не быстрым, но мощным течением все на своем пути и унося в неведомые края. Гости самозабвенно отдавались во власть нарастающему половодью звуков. Андрей, почувствовав дрожь в мышцах ноги и ощутив, что культя задеревенела, а протез стал вдруг непомерно тяжелым, хотел было остановиться, но, взглянув на склоненное к его плечу счастливо умиротворенное лицо Людмилы, не решился прервать блаженное состояние ее души. Она сама внутренним чутьем угадала, что с ним делается, шепнула:
— Тебе время отдохнуть. Пойди во двор, отдышись. Я же должна занимать гостей.
И в это время Гордей Михайлович объявил перерыв и выключил радиолу.
Андрей с удовлетворением заметил, что Виктор все время танцевал с Мирославой, и теперь они, раскрасневшиеся, взволнованные, стояли рядышком и смущенно поглядывали друг на друга. Проходя мимо них, он услышал ее голосок:
— Пить хочется…
Виктор кинулся в столовую и принес чашку воды. Галя мечтательно воскликнула:
— А я люблю мороженое! Обожаю!
— Девочки, в субботу угощаю! В парке на танцах, — пообещал Виктор.
Эдуард ухмыльнулся: