Пулеметчики, расположившись в саду, ожидали дальнейших распоряжений. Время шло, а от Истомина не было связного, и Оленич отдал команду окапываться по кромке сада, выбирая удобные для пулеметов секторы обстрела.
Подошел сержант Райков.
- Товарищ лейтенант, что-то уж очень тихо в той стороне, где должен быть фриц, - шепотом промолвил он, явно выказывая тревогу, вызванную неведением. - Мы словно слепые. Хоть занимай круговую…
- Да, подозрительно тихо. Обычно немцы ночью для острастки пускают ракеты.
Еремеев пробормотал:
- Собаки лают по ночам от страха.
- Возможно, они затихли, выжидая, пока мы себя обнаружим. - Оленич пожал плечами, однако запомнил слова своего ординарца: похоже, народная примета очень правильна и по отношению к фрицам.
- Залают, лейтенант, - уверенно проговорил ефрейтор. - Посидят, посидят да и начнут пугаться тишины. Пойдет лай до Эльбруса.
Оленич пошутил:
- Наверное, противник дает нам возможность занять поудобнее позицию, окопаться в полный профиль, замаскироваться.
Переняв от командира веселый тон, Райков тоже решил пошутить:
- Вор он и есть вор: украл нашу тактику выжидания, наблюдений и изучения противника. Понимает, сволочь, что в горах ему быстро будет капут. Товарищ лейтенант, разрешите, я с Алимханом попробую разведать передний край?
- Отставить! Усилить наблюдение и обо всем замеченном докладывать немедленно.
- Есть, - разочарованно протянул Райков.
Ох и нетерпелив этот паренек! Ему надо все знать, он должен во все вмешаться, его все интересует. Оленич приметил Сергея, как только прибыл в Ставропольский запасной полк - на первых же конных учениях на ипподроме. А на стрельбах из станкового пулемета Райков показал отличные результаты - поразил мишени со ста, двухсот и даже с четырехсот метров.
- Молодец, ефрейтор! - сказал ему тогда Оленич. - В боях участвовали?
- Нет. Это я тут такой меткий. А как там, на передовой, - неизвестно.
- Вы что же, боитесь?
- Откуда я знаю? Может, в штаны накладу…
- Замечали за собой такую слабость? - со смехом спросил лейтенант.
- Да нет, не было… Конечно, я думаю, что не испугаюсь фашиста. Но наперед ничего нельзя знать. Говорят, что у фрица техника грозная. Только я плевал на его технику! Но ведь этим его не возьмешь! Я правильно рассуждаю, товарищ лейтенант?
- Правильно, ефрейтор. Пойдете на тачанку пулеметчиком?
Лейтенант видел, как у парня загорелись глаза: еще бы! Пулеметная тачанка! В тот же день Оленич попросил начальника курсов направить ефрейтора Райкова вместе с ним в одну часть.
Так волею судьбы или волей полковника, командира запасного полка, оказались вместе Оленич, Кубанов и почти все сержанты-пулеметчики. Все ребята - что надо! Райкова же Оленич любил особенно за веселый нрав, за остроумие, за мужество и находчивость. Много раз этот юркий быстроглазый сержант первым ввязывался в стычки с врагом, находил часто остроумные решения по ведению боя в различных условиях.
- Как настроение у бойцов? - спросил Оленич.
- Они говорят, товарищ командир, что настроение у них было бы еще лучше, если бы старшина привез ужин да заодно и завтрак.
- Так мало надо для счастья?
- Котелок каши всего-навсего, товарищ лейтенант. Фрицу тогда определенно придется драпать на запад.
Сержант побежал к своим пулеметчикам, а лейтенант подумал: если бы только дело стало за котелком каши - раздобыли бы. А то ведь патронов мало… Появился старшина и доложил, что через пятнадцать минут прибудет кухня и что сегодня будет для бойцов пшеничная каша, а точнее - вареная пшеница.
В отделении Райкова услышали полушепот Кострова, ребята оживились, послышались шутки. Татарин-богатырь Абдурахманов на полном серьезе начал доказывать:
- Что - каша? Чай дает силу. Чай йок - сила йок. Давай котелок чаю - десять фрицев убью.
- Каша, выходит, тебе не нужна? - со смехом спросил Райков.
- Почему не нужна? - с невозмутимым видом спросил Абдурахманов. - Чай - после каши!
Послышался негромкий, но дружный смех бойцов. Оленичу было приятно, что они такие жизнерадостные. Около них никогда не скучно, рядом с ними всегда отдыхаешь душой. В приподнятом настроении он пошел по саду, пригибаясь под низкими ветвями деревьев, с которых падала роса, и вскоре гимнастерка на нем совсем намокла.
Выйдя из сада, Андрей оказался возле быстрой, шумящей по камням речки, которую пришлось ночью переходить.
За его спиною зашелестела трава и послышались быстрые, легкие шаги.
- Наконец-то я тебя нашла! - переводя дыхание, возбужденно проговорила Женя. - Хочу показать, где будет расположен лазарет. Не возле командного пункта Истомина, а правее, в лощине. - Вдруг она умолкла, схватила его за плечо. - Ты почему мокрый? Ты же еще не выздоровел для таких утренних ванн!
- Роса на деревьях… Я шел через сад. - Начал он вроде оправдываться. - Давай о деле. Некогда по пустякам болтать.
- Здрасте! Я думала, что он стремится провести бой, а он хочет слечь в постель!
Он удивленно посмотрел на нее: сейчас она показалась необычайно красивой - кубанка съехала на затылок, на лоб падала густая челка. Женя смущенно топталась вокруг Андрея.
- Ты чего такая?
- Какая? - с вызовом и кокетством переспросила она.
- Будто бы ликуешь и танцуешь?
- Тебя увидела.
Они стояли на пригорке и через верхушки кустарников видели светлеющее небо над садом и высокое небольшое облачко, освещенное снизу встающим солнцем.
- Как светится облачко! - произнес Андрей.
- Не люблю облака - они тени бросают.
Он удивленно посмотрел на нее, пытаясь понять, серьезно она сказала, что не любит облака, или вновь, как часто с ним в разговоре, насмешничает над его лирическими грезами. Но глаза ее, устремленные к светящемуся маленькому облаку, показались грустными. И снова вспомнился облик Марии… Что может быть общего между Женей, реально стоящей рядом, и той далекой, чужой, точно приснившейся синеглазой красавицей?
Женя, склонив голову набок, игриво глянув на лейтенанта, хохотнула и побежала, перепрыгивая с камня на камень, перешла реку и скрылась в кустах в том направлении, где находилась санитарная землянка. Андрей смотрел ей вслед и думал, что Соколова, в общем-то, девушка хорошая - и собою привлекательная, и нравом веселая. Только он никак не может понять ее отношения к нему: то она играет с ним, словно дитя со взрослым, то резко-заносчиво отстраняется от него, то липнет с притворным кокетством.
Мимо проехала кухня, а следом за нею прошел старшина Костров с солдатом, который нес на спине мешок. «Наверное, получили немного хлеба», - подумал Оленич. Старшина и солдат с мешком быстро перешли вброд речку и углубились в сад. Потом два связиста потянули кабель, наверное, от КП Истомина до второго батальона. На стыке батальонов была позиция пулемета сержанта Гвозденко, надо побывать там, посмотреть…
За речкой расстилалась огромная равнина, поросшая красноталом и орешником, вздымались желто-красные купола боярышника. Над полянами висела серебристая пряжа тумана. На правом фланге сада река делает поворот и уходит на юг. Вдруг Оленич понял, что позиции батальона в саду - неудачны, что куда выгоднее было бы расположить стрелков и пулеметчиков на той равнине по берегу реки. Оборонительный рубеж сразу бы усилился, и батальоны обрели бы силу полка.
10
Прибежал связной.
- Товарищ лейтенант! Вас вызывают на командный пункт. Я проведу вас.
Связной сразу же побежал по саду к реке, потом, пригибаясь, перешел по камням на другой берег и скрылся в кустах. Оленич думал, что потеряет переправу, но связной ожидал его и повел дальше. Андрей примечал путь, но все время озадаченно думал, зачем он понадобился и кому именно?
Небольшая землянка была больше похожа на пещеру, вырытую в песке. Неужели это командный пункт Истомина? И накрыта не бревнами, а тонкими жердями, поверх которых простелена плащ-накидка, замаскированная ветками орешника. Но в землянке сидел на патронном ящике батальонный комиссар.