Главное же - вывести из зоны интенсивного огня пулемет Тура. Оленич огляделся: мимо него бежало несколько стрелков. Он крикнул:
- Ребята! Десять человек за мною!
Откуда- то взялся младший сержант, он скомандовал своему отделению, бойцы, на ходу перестраиваясь, побежали за старшим лейтенантом. Оленич соображал: пулемет следует отвести немного левее к камням, что белеют на пригорке. Под их защитой можно поражать фрицев почти с фланга.
Все это произошло буквально за считанные секунды. Противник, наверное, не успел даже сообразить, куда движется группа красноармейцев, когда переместившийся «максим» ударил по ним не только с фланга, но даже как бы сверху, откуда хорошо видны были автоматчики противника.
- Ребята, весь огонь по автоматчикам! Не давайте им поднять головы.
Да, это был удачный маневр станковым пулеметом. Оленич и сам понимал, что в данном случае огонь «максима» решал успех контратаки.
Неизвестно откуда появилась группа вражеских солдат числом до десятка - они явно хотели уничтожить пулемет.
- Подпустим ближе - и в штыки. Приготовиться. Подносчик, дай свою винтовку.
Молодой красноармеец из пехотинцев, который подавал ленту в патронник, подполз и передал командиру винтовку. Оленич тут же вскочил на ноги и крикнул:
- Коли врага!
А по всему полю до самой дороги катится многоголосое:
- А-а-а-а-а-а!
Чуть притихло и снова:
- Ур-ра-а-а-а!
На Оленича наскочил пожилой немец с брюшком, даже мундир не полностью застегнут. Андрей заметил это и бросился вперед, выставив штык, но и немец тоже нацелился кинжальным ножом в Оленича. Неожиданно для врага Оленич молниеносно отбил выпад немца, и граненый русский штык легко вонзился в живот между полами мундира.
Группа солдат противника, намеревавшаяся атаковать пулемет, была ликвидирована. Кучка бойцов, охранявшая пулемет, ринулась вслед контратакующей роте, чтобы помочь гнать дальше отступающих немецко-румынских солдат. Оленич подумал, что не следует увлекаться преследованием противника, что правильнее будет остановиться и вернуться в свои окопы. Но Полухина нигде не было видно. Неужели он остался на линии обороны? Кажется, он человек не из таких, не из осторожных. А без майора он не мог остановить роту и не мог вернуть бойцов назад.
Но через минуту-другую пожалел, что не взял на себя ответственность: из-за пригорка выскочили два легких танка. Они шли как-то весело, подпрыгивая на ухабах и постреливая из пулеметов. И было в их легком беге и отрывистой, игровой стрельбе что-то вызывающее, презрительное к нему, Оленичу. Задача сразу изменилась: остановить танки, сохранить живую силу роты. Иначе - прорыв.
Рота залегла. Залегла на открытом месте. Противотанковое ружье осталось на своей позиции. Гранат в роте наверняка не было, они есть только у сержанта Тура, а сержант остался позади, возле камней.
Но, к своей радости, Андрей заметил, как от залегшей цепи поднялись двое - высокая и маленькая фигурки. Видимо, в танке тоже заметили бегущих красноармейцев. Башня развернулась, и по бежавшим короткой очередью прострочил пулемет. Но смельчаки бежали вперед, наперерез. Они поднимались и падали, они ползли и снова вскакивали. В один из таких моментов высокий боец сделал несколько сильных прыжков и оказался почти рядом с танком, упал в ковыль, потом метнул гранату. Она взорвалась возле самого танка. Машина на мгновение остановилась, и этим воспользовался другой боец - подбежал сзади и бросил на броню бутылку с горючей смесью. Сразу же взвилось пламя и заплясало на броне.
Противник откатился назад, за взгорье, ушел и второй танк. Возвратилась на свои рубежи и рота. Оленич пошел разыскивать пулеметчиков. Перестрелка утихла, бойцы приводили себя и свои окопы в боевой порядок, обрадовавшись, словно родному дому. Да, возвращение в свой окоп после атаки всегда вызывает чувство возвращения к жизни, к очагу, к миру. Пусть недолгому, пусть условному, но все же - к миру. Человек-то рожден для мира и труда, а не для войны и разрушений. Эта мысль особенно часто стала приходить Оленичу, вызывая все более глубокие размышления о войне, о родине, о людях. Но сейчас было не до размышлений. В первую очередь надо пробраться к пулеметчикам: узнать, нет ли потерь.
Но у Тура все было в полном порядке. И все же только показался Оленич, как Тур предостерегающе махнул рукой:
- Пригибайтесь, товарищ старший… Тут недалеко в воронке залег немецкий автоматчик - шевельнуться не дает. Мы даже пулемет спрятали.
Оленич опустился на дно окопа. Кто-то подал котелок с водой. Тур поднял над головой саперную лопатку, и сразу же град пуль ударил по брустверу, разбрызгивая песок. Лопатка была прострелена в двух местах.
- Плотно бьет. И точно. Неплохо бы и нам научиться так поражать противника. Где командир роты, который водил подразделение в атаку?
- Так не только он, товарищ старший лейтенант, - улыбаясь, проговорил Тур. - И комбат Полухин ходил с цепью, и вы…
- Ну, я-то вынужден был… А ты не обсуждай поступки старших военачальников, - добродушно заметил Оленич. Но про себя подумал, что ведь замечание-то правильное. Офицеров почти нет и без того, и сразу трем командирам с одной ротой ходить в атаку, причем не решающую судьбу боя, - нерасчетливо и, наверное, неосторожно. Впереди еще будет битва посерьезнее.
- Ну, я пойду по боевым порядкам, посмотрю, что и как… Найди способ выкурить автоматчика.
- Есть, товарищ командир!
Оленич пошел по окопам. В одной траншее, уже осыпающейся от взрывов мин и снарядов, встретил лейтенанта Дарченко, который сидел на бруствере и жадно тянул папиросу.
- Что с теми, что подорвали танк? - спросил Оленич.
- Точно не знаю. Подросток ходил.
- Он живой? Живой? - почти закричал Оленич.
- Ты чего кричишь на меня? - беззлобно огрызнулся лейтенант. - Я же не кричу, что ты лезешь с моими солдатами в контратаку?
Но Оленичу было не до шуток: он вдруг вспомнил фигуру того, кто бросил гранату под танк, и подумал, что это мог быть Полухин! И уже эта мысль не покидала его, и в его памяти воскресли знакомые приметы полухинской фигуры.
- Где Полухин? Это он ходил на танк? Это же он с гранатой бросился на танк! Так? Говори!
- Полухин убит.
- Это точно? Где? Ты сам видел? Может быть, ранен?…
- Бойцы понесли его в санпункт.
- Дай солдата, чтобы показал мне дорогу.
- Сам провожу.
Оленич пошел следом за лейтенантом. Они миновали густые заросли ивняка. В небольшой ложбине под деревом на зеленой траве лежал майор Полухин, возле него возились Женя Соколова и Галя.
Галя проговорила, еле раскрывая запекшиеся от горя губы:
- Четыре пули…
- Товарищ лейтенант, вы временно до приказа будете выполнять обязанности комбата. Берите на себя все полномочия и руководите обороной. - Оленич помолчал, потом добавил: - В секторе обстрела пулемета Гвозденко, прямо перед нашей передовой, в воронке от бомбы засел автоматчик. Пошлите надежных ребят, пусть ликвидируют. Иначе останетесь без пулемета.
Глядя на бескровное, осунувшееся и постаревшее лицо майора, Оленич вспомнил вылепленную из серой глины голову красивой женщины - может быть, жены, а может быть, дочери. Потом вспомнил трудные поиски Полухина своего места в жизни, своего дела. Бесследно ли прошла его жизнь?…
20
На войне нельзя избежать ответственности за свои поступки. В условиях, когда на весах лежат жизнь и смерть, человек становится самим собою, поступки соответствуют его личным качествам. И обязательно нужно платить чистоганом за все, что ты сделал, и за то, чего но сумел, не смог или не захотел сделать. Вот поступок Полухина. Он допустил просчеты, противник сумел достичь реки. За это надо расплачиваться. Нужно напрягать усилия и выбивать противника. Полухин нарушил приказ командира - поднял бойцов и повел в контрнаступление. Потерял бойцов, ослабил основную оборону, поставил под угрозу весь левый фланг. За это тоже он должен платить. И заплатил - жизнью своей и жизнью нескольких десятков других людей. Да, Полухин своим безрассудством приговорил себя к высшей мере, и она не обошла его.