Только подъезжая к Пышно, мы немного приходим в себя, и начинается: «А помнишь… А видел?.. Ну, думаю, конец!..» Ох, как начало саднить руку! Глянул — ладонь черная, вся в запекшейся крови, это я поранился, когда упал на бугре.
Оказалось, поджечь тоже надо уметь.
Пройдет час, и мы приедем к своим, в Пышно.
А в Пышно мы узнали, что в тот день немцы большими силами наступали на пышнянский гарнизон, хотели разбить нас, «покончить с партизанами в этом районе». Бой продолжался весь день. Вечером немцы отступили. Но вместо ожидаемого «урока партизанам» пришлось увозить обоз с семьюдесятью трупами и больше двухсот раненых. Ехали они из Пышно злые, усталые, рассчитывая на пристанище в Ворони. Но ставить гарнизон оказалось негде, вместо школы еще дымились головешки пожарища. Пришлось двигаться дальше, на льнозавод, но и там их ждала неудача — на глазах его подожгли! В общем, шли по нашим следам, а мы им путь освещали.
Холод пробирает до пяток, когда подумаешь, что они сделали бы со мной и Хотько, поймав во время поджога. По ниточке разобрали бы! Но судьба не хотела пока нас отдавать и уберегла.
В конце декабря удалось мне поработать над задуманной картиной о бригаде. Уже был составлен список, кого писать; сделал я эскиз, его тоже очень ревностно обсуждали, кто и на каком месте будет изображен. Момент для картины я взял — выход бригады на операцию, чтобы дать как можно больше портретов. Момент этот был всегда очень торжественным. Бригада выходила из леса и двигалась в Антуново, которое называли «Малой Москвой». Здесь был штаб нашей партизанской артиллерии, сюда выезжало командование, давались задания отрядам, и они уходили каждый своей дорогой. А операции тогда проводились очень большие, то на железной дороге, то наступления на крупные гарнизоны, такие, как Чашники, Лепель; народа участвовало до тысячи человек. Вот такой момент я и решил взять.
Сделал я подрамник сто на сто восемьдесят пять, наши женщины сшили мне в швейной мастерской холст на него. Кисти я тоже начал сам делать и теперь ждал Косы-го, пообещал мне Косый Василь принести хорька для акварельных кистей, но все никак не может поймать. Пока переношу эскиз на холст углем.
Уголь я тоже сам приготовил. Нарезал в размер консервной банки веточек березы и ивняка; береза тверже дает уголь, а ивняк мягче. Набил банку с прутиками песком, замазал глиной и положил в угли костра, когда он прогорел, чтобы не было сильного жара. Потом сбил аккуратно глину и выбрал из песка угольные палочки, рыжие отбросил — эти не годятся, а черными можно работать.
Угольный рисунок фиксирую акварельной краской: те линии, которые нужно оставить, навожу, а остальные смахиваю, и получается прозрачный акварельный слой, под которым просвечивает рисунок. Теперь можно переходить на масло. У меня есть немного марса светлого, в красках, которые принес Опенок, и я жиденько, лессировками, начинаю аккуратно прорабатывать форму марсом.
Картина большая, в землянке еле помещается. Пишу для нее этюды, портрет за портретом, приходят партизаны, позируют. Эти портреты делаю акварелью или карандашом, так как тратить масляные краски на этюды не могу, нужно для картины беречь. За день в нашей землянке перебывает такая масса народа, каждому интересно, кого художник рисует и что на картине нарисовано.
Слева в картине — группа комсостава бригады. Акварельный этюд Дубровского и Лобанка у меня уже есть, они изображены в рост, в серых шинелях до земли. Рядом с комбригом и комиссаром стоит Михаил Жуков, заместитель комбрига по хозяйственной части. Михаил — коренастый, небольшого роста, лицо скуластое с карими глазами. Пришел он в бригаду одним из первых. Слева от Дубровского — Семен Бородавкин{32} и Митя Короленко, за ними — Василий Никифоров, Михаил Диденко и Борис Звонов; здесь же Митя Фролов и Толя Марунько. Возле Диденко, крайний слева в картине, — Володя Качан. Володя высокий и худой, он очень сильно болен язвой желудка, но, несмотря на это, стал подпольщиком после оккупации, а когда организовалась бригада, назначили его помощником начштаба; по образованию он педагог и, помимо штабной работы, с самого начала ведет историю бригады. Качан единственный в картине получил это право не за боевую деятельность, а за совокупность своей работы в бригаде, это очень мужественный и надежный человек. За группой комсостава — на конях, с автоматами на груди Иван Чернов и Михаил Чайкин, они в бригаде с начала ее существования. Позднее Михаил стал командиром кавэс-кадрона бригады, а Ваня Чернов — командиром отряда.
32
Уже после войны я узнал, что настоящее имя Бородавкина — Степан. Многие, особенно из местных, уходя в партизаны, меняли имена, чтобы не подвергать своих близких опасности. —