В нашей бригаде было просто дико подумать, чтобы кто-то бороду отпустил, такого не было заведено, а тут вдруг — бородатый партизан, в треухе и под полушубком не то что подворотничка, гимнастерки не сыщешь. Бородатый партизан, молодой парень, тоже смеется, а Дубровский командует:
— А ну, хозяйка, свети поярче! Нехай художник всю его бороду отрисует.
Фигура колоритная, и я рисую бородатого партизана, так поразившего комбрига. Лобанок входит, потирает руки с мороза, лукаво спрашивает:
— А что, «дед», может, у вас «Бородатый отряд» есть? Вот конспираторы!
Рисунок в альбоме так и остался мне на память о зимней ночи, походе, о Дубровском.
Только успел кончить, вошли еще партизаны. Хозяйка зажгла новую лучину, вспыхнул яркий огонь и осветил живописную обстановку хаты. Среди вошедших — пожилой человек с маленькими усиками, вернее, ниточкой усов, в брезентовом плаще и польской кепке, это Бульба — Степан Николаевич Шенка, он из Западной зоны. Коренастый, небольшого роста, блондинистый, с зеленоватыми глазами, говорил он с акцентом западного белоруса. Зная, что бригада вышла на Чашники, шел наперерез движению и встретил нас в Медведках. Ночь была снежная, и удивительно, сколько я помню встречи с Бульбой, он всегда появлялся в самые неожиданные моменты и так же неожиданно исчезал. Для него как бы не существовало погоды: снег, мороз или дождь, он всегда был одет в свой брезентовый плащ и защитного цвета кепку с длинным козырьком и опущенным сзади отворотом, всегда был точен и успевал предупредить о всем нужном Дубровского или Лобанка. Вот и сейчас шел, чтобы сказать о прибытии на станцию в Лепель пополнения для гарнизона Чашников.
Вошел, скорее влез в хату Миша Диденко, сгибаясь в дверях. Дубровский показал на лаву возле окна, он сел, рядом поместился вошедший следом Звонов. Комбриг стал давать задания:
— Ты, Михаил, с Борисом займете дорогу Чашники — Лепель и будете ждать. Если с Лепеля пойдут машины с подкреплением, ударите. Теперь. Надо поставить еще один заслон, чтоб не выпустить немцев с Чашник…
Входят новые командиры, получают приказы, кому где находиться с отрядом или взводом и что делать. Я сижу возле печки, мне делается тепло, в сон клонит. Федор Фомич окликает:
— Ты чего скрючился? А ну ложись. Отдохни, еще натопчешься.
Ложусь на солому к ребятам, глаза сами закрываются, я в полусне. А лучины все горят, скручиваясь, обугливаясь в тонкие почерневшие змейки, падают с пламенем в казан с водой, шипят и дымят, но уже сон овладел мной, и я весь во власти его.
Проснулся, Лобанка и Дубровского уже не было в хате, они умывались на дворе, занесенном за ночь пушистым снегом, Лобанок кричит:
— Что, Николай, приснился тебе бородатый партизан? Все хохочут, Дубровский тоже смеется:
— От позарастаем все бородами, то крепко фрица напугать можно — сховается, как вошь в кожухе.
Уже стоит запряженный Серый, жеребец Дубровского. Сейчас начнется заключительный переход к Чашникам.
Быстро умываюсь снегом и возвращаюсь в хату. В печи горят дрова, на столе большая сковорода, миска с драчениками. Меня всегда изумляло — когда успевают хозяйки все приготовить?! Казалось, не спит она вместе с нами допоздна, а утром уже и драченики, и яичница поданы, печь истоплена, — и нет ни малейшего раздражения! Познал я тогда это терпение женское, желание облегчить нам жизнь, благодарность за нашу заботу.
Опять колонна растянулась по пушистому снегу, прокладывают сани дорогу. Тасс выспался, он удобно устраивается всегда; если я лег, он ложится рядом, вытягиваясь вдоль моего тела, или свернется спиной к спине — и меня согревает, и сам в тепле. А уж подкормить чем, всегда найдется, что останется от стола — это его. Сегодня ему хорошо перепало, мы с ним успели сбегать к хате, где наш повар варил кулеш на всех и от овцы остались кости, Тасс их терзал всласть и теперь довольный бежал с поноской рядом с санями Бородавкина. Семен говорил:
— Мы, небольшой группой, подойдем с конца, от леса к Чашникам, остальные — с другой стороны. Нам нельзя себя обнаруживать, нужно тихо сидеть, ждать начала; и всех, кто в центр пойдет, будем задерживать, чтобы не узнали о нас раньше времени. Тебя назначаю как бы от особого отдела, будешь разбираться, кто и зачем в город идет.