Самолет между тем поставили на взлетную полосу. Пришла Бетта с сынишкой, шестилетним мальчиком, их усадили в кабину летчика, на сиденье второго пилота.
Много напутствий и много пожеланий, на тебя смотрят как на счастливца — ты увидишь Кремль, будешь в Москве, всем кажется, что, наверно, побываешь у Сталина…
Когда совсем стемнело, зажгли костры аэродрома, чтобы четче обозначить взлетную полосу. Мы все уже угнездились на своих местах, я устроился «уютно», задвинутый плотно задвижкой, ее закрыли, чтобы я не вывалился, так как держаться внутри мне было не за что. Как я так мог сложить свое тело, чтобы поместиться в этот ящик?! В случае чего даже сам выбраться не смогу. Правда, ситуации такой не предвидится, так как, если попадут, взорвется мотор, а я нахожусь как раз под ним.
Мы поднялись в воздух, я это ощутил, и пошли в направлении фронта. Через линию боевых действий мы должны переползти на бреющем полете, чтобы оказаться вне прицела зениток, так было безопаснее всего. Да, чуть не забыл, на каждом крыле самолета стояло по партизану с автоматом, державшихся за стропы и привязанных веревкой, чтобы, когда будем пикировать, стрелять в немцев, так как у нас в самолете не было пулемета и нельзя было отстреляться.
И нас таки обстреляли на линии фронта. Важко{41} было линию окопов пройти над немцами, мне было, конечно, страшновато, потому что первая пуля, которая угодит в самолет снизу, попадала в меня. Так что перелет был рискованный. Но благополучный. Спасибо конструктору.
Раньше к нам летал самолет «У-2», а этот, «Р-5», был более усовершенствованный. Эти самолеты покрыли своего конструктора и себя венками славы. Они могли проползать над землей, и «мессершмитты» не могли их обстреливать из-за тихоходности «Р-5» и их бреющего полета, так как «мессеры» проносились на своих скоростях вихрем и только высоко над землей, а такое снижение, как у «Р-5» или «У-2», для «мессершмитта» могло закончиться гибелью, любое высокое дерево стало бы роковым. Эти малые самолеты и были самыми основными тружениками для переброски оружия нам и для доставки раненых на Большую землю.
Когда часа через два-три, еще в темноте, мы приземлились на аэродроме возле линии фронта, оказалось, что за ночь упал снег. Наш «Р-5» стоял на белом поле, освещенный боковым прожектором, и из него вылезали люди. Сначала отвязали партизан с крыльев и помогли выбраться Бетте с мальчиком. Затем сняли люльки с ранеными. А потом уже слез Кузнецов и освободил меня. Когда я вывалился из ящика, стоящий у самолета полковник не выдержал:
— Да сколько же их у тебя…?!
Кузнецов перекрыл все нормы своего двухместного лайнера.
Не заметил полковник, да и я узнал позднее, что мой подарок, велосипед, он тоже умудрился прихватить, прицепив его в разобранном виде к шасси. Пойди знай пределы техники и человеческой изобретательности!
Я пожал руку летчику и поблагодарил его за чудесный рейс и спокойное место. Тяжелораненого партизана увезли на легких саночках, а нас с Николаем и Беттой отправили с вооруженным бойцом в штаб.
Начинался рассвет, когда наша маленькая группа, покинув прифронтовой аэродром, вышла в поле и двинулась по чьим-то следам на белой, еще не езженной после ночного снегопада дороге. По обе стороны бугрился снег, все больше светало, становилось виднее, и неожиданно я разглядел торчащие то тут то там из-под снега руку, каску, кованые подметки… Оказалось, совсем недавно здесь был бой и положили немало гитлеровцев.
В штабе проверили у нас документы и повели отдохнуть. Хата прифронтовой деревни, в которую нас определили, лишь условно отвечала понятию жилища, в ней было холодно и сыро, дверь плохо закрывалась, а доски пола были настолько выношены тысячами ног прошедших через деревню бойцов, что щели стали больше досок. Но мы улеглись на этот пол, стараясь подмостить под себя все возможное и сдвинувшись вплотную, чтобы как-то согреть друг друга.
Перелетев линию фронта, мы не попали на спокойную землю, и здесь она дымилась дымами пожарищ и снег был неровным от сугробов, нанесенных на трупы людей.
К вечеру нас повели на станцию, вернее, то, что от нее осталось. Но поезда ходили, и нам разрешили сесть в подошедший состав, у которого меняли паровоз. Состав шел на Москву.