— Наверно, семья у тебя есть? Дети?
— Никак нет. Чистый бобыль.
— Та-ак, значит… Ну, а дальше что делать будешь?
— Спервоначала сани продам, фаэтон, упряжь кое-какую. А там либо кучером, либо сторожем куда — искать буду должности. Вот оказия, ваше благородие! — опять вздохнул бывший извозчик. — Жизнь называется! — И переступил с ноги на ногу, собираясь уйти.
— Постой, — вдруг задержал его Лисицын. — Водки пьешь много?
Егор Егорыч сразу даже засопел от неожиданной обиды. Покосился на рыжего барина: «Чужим несчастьем любопытствует. Молод еще».
— К питью, — строго сказал он, — не привержен. Да ладно, ваше благородие, дозвольте — спешу я…
— А хочешь ко мне служить? Мне нужен человек.
Когда Лисицын рассказал, какая служба ему требуется, Егор Егорыч взглянул на тумбу около тротуара, взглянул на другую, задумчиво потрогал усы и степенно ответил:
— В денщики вроде? Это, стало быть, можно.
Потом махнул рукой:
— Все едино теперь! И в денщиках сойдет.
На новую квартиру они переехали вдвоем. Купили мебель, самовар, судки, чтобы носить обед из ресторана. Позвали краснодеревца — мастер сделал отличные лабораторные столы и шкафы. Привезли из магазина целый воз непонятных Егору Егорычу вещей — приборы всякие, стаканчики, пузатые бутылки; некоторые из них были очень хитро устроены.
Увидев, как упорно работает барин — с утра до ночи каждый день читает, пишет, толчет что-то в ступке, пересыпает, взвешивает, греет какие-то баночки на спиртовых горелках, — Егор Егорыч почувствовал к нему уважение. Решил: «Дело их умственное».
А опыты Лисицыну между тем не удавались.
До боли сжимая ладонями щеки, он яростным шопотом повторял:
— Да неужели ты не сможешь? Неужели не одолеешь? Неужели?
Он знал с самого начала: чтобы вытеснить углекислый газ из одного пуда известняка, надо затратить очень много тепла — около семи тысяч больших калорий. Поиски химических реакций между горными породами, реакций, в ходе которых получалось бы столько тепла, — Лисицын теперь понял, — лишены всякого смысла. Нужен, значит, приток энергии извне. Не дадут ли ее солнечные лучи? Как использовать солнечный нагрев для разложения известняка?
…Стоял теплый майский день. Егор Егорыч вошел в лабораторию и сказал:
— Чистая война, ваше благородие.
Лисицын поднял заросшую рыжими волосами голову, брови взметнулись на лбу полукругами:
— Где война? С кем война?
— Мастеровые на Обуховском заводе бунт учинили. Вишь, растеклись по городу. Как с турками, изволите слышать, перестрелка.
— Кто стреляет? — спросил Лисицын.
Через открытое окно действительно донесся звук отдаленного выстрела.
— Войска, говорят, полиция — в мастеровых. Мастеровые, стало быть, — в полицию. В городе — страсть… Дворник сказывал: облава в соседнем квартале. Вишь, докатились до сих мест. Ищут каких-то… Гляньте, ваше благородие, гляньте!
Оба высунулись в окно. По пустынной улице бежал человек в разорванной ситцевой косоворотке, спасаясь, видимо, от преследования.
Все произошло в одну секунду. Лисицын вдруг узнал бегущего и крикнул:
— Глебов, в подъезд!
Человек в косоворотке быстро взглянул вверх, вскочил в парадную дверь. Только дверь захлопнулась, из-за угла появилось трое полицейских с револьверами в руках. Тяжело топая сапогами, они пробежали по мостовой мимо.
— Егор Егорыч! — предостерегающе сказал Лисицын и прижал палец к губам.
— Да не извольте, ваше благородие, сомневаться!
— Давай зови его сюда.
Нежданный гость и хозяин встретились в передней, обнялись. Глебов поддерживал на груди разорванную рубашку. Щека и ухо у него были в грязи.
— Уф! — сказал он и засмеялся, будто речь шла о застигнувшем его дожде. — Хорошо укрылся, во-время… Ну, здравствуй, Владимир, спасибо! Вот не чаял… А где у тебя помыться можно?
Его повели сначала на кухню к водопроводной раке-вине, потом Лисицын решил — гостя надо переодеть. Вместе пересматривали костюмы. Глебов выбрал себе поношенную студенческую тужурку. Тужурка оказалась ему велика, но он все-таки ее надел, сказал, что в ней будет удобно.
Просто не верилось: трудно было представить, что этот спокойный синеглазый человек с лукавым скуластым лицом долго был в далекой ссылке, каким-то таинственным образом появился в Питере и только сейчас ушел от погони. И даже не постарел за это время. Все такой же.
— Ну, расскажи, в конце концов, — не выдержал Лисицын. — Ведь о тебе… Откуда ты теперь? Что, как?