1) Превращение известняков в кремнекислые соли пока осуществляется лишь в цементообжигательных печах и при варке стекла. Идея претворить сей процесс в масштабе шести тысяч кубических верст при современных человеческих знаниях кажется мне несбыточной.
2) И недостаток углекислого газа живому миру отнюдь не угрожает. Вулканы, минеральные источники всегда выбрасывают его в атмосферу. Растущая промышленность расходует из года в год все больше каменного угля, нефти и иного топлива. Уповаю, что много тысячелетий назад в составе земной атмосферы настало полное, совершенное равновесие и что, сожигая топливо, человечество ныне обогащает воздух углекислотой».
Первое, что почувствовал Лисицын, прочитав открытку, был стыд. Читал, и кровь приливала к лицу, Как получилось, что долгими неделями он думал, работал, а все это — гроша ломаного не стоит?
Логарифмическая линейка хрустнула в его пальцах и сломалась надвое.
«И поделом! Несбыточна идея… Так тебе и надо! Так тебе, дураку, и надо!»
Он ударил кулаком по острому углу стола, чтобы стало больно, и начал яростно выбрасывать в ведро образцы минералов, склянки, приготовленные к опытам реторты.
Только через сутки он смог рассуждать спокойно. Нет ли у самого Дмитрия Ивановича ошибки? Все знают, что люди жгут в печах каменный уголь, нефть, торф. Но разве можно предполагать, что такая деятельность влияет на круговорот в природе? Неужели это достигает столь заметных размеров? А если так — почему же он, Лисицын, не придал этому значения, пренебрег, как мелочью?
Сперва надо узнать добычу минерального топлива на земном шаре в год. Он вычислил: выходит много. Если сжечь добываемое топливо — а люди его, конечно, сжигают, — в атмосферу ежегодно выбрасывается более двухсот биллионов пудов углекислого газа. Нет, значит, Дмитрий Иванович не ошибся. Всё так.
Досадно, вот досадно — впросак попал!
Ежегодно более двухсот биллионов пудов. С каждым днем эта цифра увеличивается. Но сам Менделеев в «Основах химии» говорит, что вековые изменения состава воздуха медленны и ничтожны. Почему же они медленны?
«Равновесие, — догадался Лисицын наконец. — Все время наступает равновесие между водой океанов и атмосферой. Океаны регулируют: поглощают углекислоту из воздуха. Образуют новые известняки».
Егор Егорыч нет-нет, да заглядывал в дверь, смотрел на своего барина встревоженными глазами. «Стряслось что-то, — решил, — с их благородием. И все молчит. Да что же с ним?»
«Их благородие» ерошил волосы на голове, вздыхал целую неделю, сейчас окончательно понял: повысить процент углекислого газа в земной атмосфере «при современных человеческих знаниях» ему не удастся. Если даже суметь сплавить известняк с песком, если суметь переработать так сотни известковых скал, прибавить полученный газ в атмосферу, — пока это делаешь, океаны успеют поглотить излишек газа. Поглотят, и только. Очень медленно сдвигается равновесие в природе; а сразу сдвинуть его насколько нужно — по силам, наверно, только людям будущих поколений. Тут понадобятся неизвестные сейчас, очень мощные, бурно действующие средства. «Чтобы вещество, например, изнутри взрывалось. В самом веществе найти запас энергии. Одним словом, фантастика, Жюль Верн!»
Спустя неделю после получения открытки Менделеева Лисицын вышел из дому.
Скрестив руки на груди, он стоял на набережной канала, Пошел, собственно, навестить тетку, но по дороге остановился и задумался. Перед ним были темные, мрачные дома, и у берега — барки, нагруженные дровами. Тщедушные бородатые мужики, покрикивая, бегали по гнущимся доскам, возили дрова в тачках. Другие мужики складывали поленья на телеги, понукали лошадей.
Лисицын стоял в стороне, смотрел и думал, что вот эта древесина несколько дней спустя станет углекислым газом.
«Интересно, как это выходит! — размышлял он. — Значит, из фабричных труб, из паровозов, из домашних печей люди ежегодно выбрасывают двести биллионов пудов углекислоты. Двести? Нет, больше, куда больше!
Дрова тоже жгут. С дровами, скажем, пятьсот биллионов пудов углекислоты выбрасывают. Из печей, — повторял Лисицын. — Пятьсот биллионов. Листья же растений дышат воздухом, где ее только три сотых доли процента. Это странно. Разве нельзя направить газ прямо на посевы, на плантации, чтобы в растениях в изобилии получались углеводы — крахмал например, сахар?»
Лисицын взглянул на бородатых мужиков, разгружающих барки: «Вон какие они тощие!»
Дальше мысли шли извилистыми путями. Вернувшись домой, он снова перелистывал книги. Тимирязев — мудрый, простой, понятный. Идет процесс в растениях: углекислота, соединяясь с водой под действием солнечного света, превращается в ценнейшие продукты — в углеводы. Однако объяснить процесс строгим химическим расчетом Тимирязев не может. У Менделеева в «Основах химии» говорится: «В чем именно, из каких промежуточных реакций состоит этот процесс — поныне неясно».