В принципе, это всё, что можно вспомнить из трёхлетнего периода службы Лобова, т. к. других событий просто не было, не считая обычной каждодневной рутины – справки, доклады, отчеты, доносы, беседы,… А про баб и говорить не хочется, бабы как бабы… Да и более одного раза то с одной, то с другой у Лобова никогда и не получалось.
О, был небольшой романчик у Коли с Любой! Люба – тридцативосьмилетняя жена командира части подполковника Сычкина, которая ложилась под любого мужика, готового удовлетворить миловидную толстушку. Любаша – так нежно величал свою супругу рогоносец Сычкин, беременела и рожала, беременела и рожала… По части бегали детишки, похожие на своих отцов. Сычкин не только догадывался, но и знал о многих случаях супружеской измены. Бил, сильно бил, затем просил прощения, затем опять бил, затем уходил в запой… Поскольку замполит и командир части были под патронажем старшего лейтенанта чекиста Лобова Н.М., то именно от Николая Михайловича зависела дальнейшая судьба рогоносца Сычкина. И получалось как нельзя кстати, Лобов не только имел мужской интерес к Любе, но и перспективу быстрого своего перевода в Новосибирск, что, как ни странно, зависело от бедолаги Сычкина.
А ещё говорят, что лень – двигатель прогресса?! А как же секс? Может быть многие большие чиновники, генералы, депутаты и пр. через секс получили свои хлебные места?
Может быть, только об этом ни мне, ни моим героям точно ничего не известно. Именно поэтому я и не стал большим начальником или денежным мешком, а Николай Михайлович – …
В Новосибирске
Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь!
Сборы и отъезд из Хабаровска в Новосибирск были быстрыми и пришлись на конец сентября. В Хабаровске по ночам случались заморозки, а утром воздух прогревался до +28. В Новосибирске ночи были относительно тёплыми, да и вообще было бабье лето.
Когда Лобов прибыл в родное училище для дальнейшего прохождения службы, то вдруг столкнулся носом к носу с профессором Харцекашвили, который ворковал с местным генералом и вероятно, беседа была доверительной и долгой. Гиви Автондилович лишь поздоровался и как бы невзначай поинтересовался целью приезда в училище своего бывшего выпускника.
– Товарищ полковник, старший лейтенант Лобов прибыл для дальнейшего прохождения службы…
– Стоп, стоп, стоп… Ты кому докладываешь, мне или генералу? – профессор лукаво подмигнул генералу и продолжил. – Генерал Дергачёв – действующий начальник училища. Он – старший по званию и мой начальник. Или ты уже не разбираешься в субординации? – съехидничал Харцекашвили.
– Виноват, товарищ полковник! – пытался оправдаться Лобов.
– За такие ошибки в Одессе из рогатки расстреливают, – заметил полковник Харцекашвили и лукаво взглянул на генерала. – И как после всего этого думаешь здесь служить?
– Виноват, товарищ генерал! – оправдывался Лобов.
– Так, что-то я не понял, кто здесь генерал? – возмутился Дергачёв. – Ты с кем разговариваешь, а?
– Виноват, товарищ генерал! – едва промямлил совсем бледный Лобов.
– Может ты уже и служить здесь не хочешь, а? – по-отечески спросил Гиви Автондилович и как бы дружески похлопал по плечу растерявшегося в конец Лобова.
– Никак нет, товарищ полковник! Очень хочу! – уже чуть решительнее ответил Лобов.
– А в штаны не наделал? – полковник Харцекашвили первым рассмеялся в голос.
Двое из трёх мужиков веселились и пребывали в хорошем расположении духа, чего нельзя было сказать о Лобове.
Какое-то время троица ещё общалась, но вскоре Николай Михайлович отправился оформлять свои предписания, бумаги и решать вопросы с жильём и режимом службы.
Должность в учебном отделе училища была хоть и минимальной, но перспективной. Составлять расписания занятий могли доверить уже через год, т. к. это – сложный процесс, требовавший особых аналитических способностей.
На большом листе ватмана чертится «шахматка», куда и вписывается карандашом расписание занятий. Так везде, но у военных было правило: не использовать карандаши и не согласовывать с профессорско-преподавательским составом часы занятий. На службу все должны были приходить ежедневно, в одно и тоже время, … Армия!
Николай Михайлович с трепетом наблюдал за художествами майора Трещёткина, который аккуратно вписывал должности, звания, фамилии, преподавателей и после заполнения очередной клеточки шел на перекур. За один рабочий день удавалось заполнить 40-45 клеточек. И если бы не другие важные задания от начальства, то всё расписание можно было бы готовить за две-три недели. Однако то и дело звонил телефон, постоянно кто-то приходил и что-то спрашивал, чего-то хотел… Одним словом, не давали работать.