Одна из них подсаживается к фортепьяно и говорит: «А ну-ка, Валерочка, отвернись!» — нажимает клавишу, «…и спой!» Что я там проблеял, я уже не помню — в глазах было темно!.. В это время я, видимо, напоминал маленького ягненка. Почему-то, быстро меня выставили за дверь…
Своей фамилии в списках счастливчиков не обнаружил… Это был первый удар судьбы! (В основном, для моих родителей). Оказывается, я получил 3 с минусом, и у меня не обнаружили музыкального слуха!!!
Но мамочка решила не сдаваться! Будучи бухгалтером, решила действовать, как все работники пищеблока того времени — с черного хода, с продуктовой авоськой — к директору! (Она часто делала ревизии в столовых). Вот здесь я боюсь ошибиться — либо Иван Сергеевич был голодный, либо благородный, либо — и то и другое, но как-то быстро было решено: выслушав мамочкины причитания, он взял в свою руку мою ладошку, помял ее и сказал: «Ну что ж, давайте попробуем!» Так меня зачислили «по блату» в класс Тамары Ивановны Семиной. Поначалу я страшно обиделся: женщина-баянистка!… А главное — рёву дался: меня ведь начали учить на баяне, а там 3 ряда. «Хочу играть на двухрядке!» — орал я сквозь слезы! Кое-как уговорили… Быстро освоив баян, я уже играл, все, что звучит. Надо ли говорить, что в общеобразовательной школе, по пению, я имел пятерку! И, как все нормальные дети — хулиганил!
Учителем пения в школе № 50 в то время был старенький подслеповатый Серафим Андреевич. Мы сочинили даже частушку — гамму: «До-ре-ми-фа-соль-ля-си, Се-ра-фи-ма — не форси!» Особенно всем нравилась одна садистская хохма. В то время учительские столы были старые и дырявые. Перед уроком мы привязывали чернильницу крепкой ниткой, другой конец просовывали в дырку и тянули ее до третьей парты. Когда слепенький Серафим пытался обмакнуть ручку в чернильницу, кто-нибудь дергал за нитку, и в результате бедный учитель, под общий хохот, гонялся за чернильницей, как за лягушкой! Потом мне стало его безумно жалко, и я, с одобрения дирекции, заменял этот урок — на концерт по заявкам. Брал старенький баян Андреича, садился на парту, лицом к классу, и под вальс «Амурские волны» в аудитории стояла тишина, как в консерватории… Супер-хитом была песня из «Человека-амфибии» — «Эй, моряк! Ты слишком долго плавал!» Это было и громко и модно! (зародыш будущих дискотек!)
60-е годы, «Битлз»
Когда мне шел 11-й год, в семье случилась трагедия — нелепо погиб отец.
Ему было 42 года. Это случилось на следующий день, после празднования женского дня 8 марта. Утром, 9-го, он, со страшного похмелья шел на работу по железнодорожным путям, и не заметил сзади идущий поезд… Мама осталась одна с тремя детьми: старшей Ниной Леонтьевой от первого брака (муж сгорел в танке под Сталинградом), младшей сестрой Любашей и мной…
С горя у нее началось пристрастие к алкоголю, которое, к сожалению, не покидало ее до конца своей жизни. В это время судьба нам, с Любашей «отвесила по полной программе»: баба Евлаша долго и тяжело уходила из жизни, а маминых сожителей-алкашей мы не переносили на духу…
В 12 лет я вдруг влюбился в спорт — в коньки, благодаря нашей замечательной землячке — олимпийской и мировой чемпионке Лидии Скобликовой. С каким упоением я тренировался! Велосипед, футбол, страстный болельщик наших «Локомотива» и «Трактора», московского «Спартака»! Это даже мешало моей музыкальной учебе, В те годы я хватался за все, что попало. Увлекался черно-белой, потом цветной фотографией, при всем, при этом в общеобразовательной школе успевал, даже был отличником, Сейчас даже и не верится, но меня выбрали председателем совета дружины(!) Очень страдал из-за маленького роста. На праздничных школьных линейках почти все мне отдавали честь, чуть наклонившись вниз… (Умора!…) В награду за прилежность, наш класс наградили поездкой в Ленинград, Тогда я просто влюбился в этот чудный город! И здесь родилась мечта — во что бы то ни стало поступить в Ленинградскую консерваторию. Забегая вперед, скажу, что мечтам не суждено было сбыться, хотя на «белом коне» я все-таки въехал в Питер, но с другой стороны… Однако, все по-порядку.