Перед гастролями в Западной Украине нас предупреждали: публика там сложная, с уклоном национализма. Но у нас было «противоядие» в виде песни «Марыся». Черновцы весьма тепло приняли нас, хотя вначале и настороженно. Здесь мы мы познакомились с очень знаменитым, даже легендарным патриархом-администратором Фаликом, который, в свою очередь представил нам Софочку Ротару — очаровательное создание. Боря от нее не отходил ни на шаг… Что-то, правда у нее было с лёгкими, и позже мы с Сашей Фришем специально приезжали к ней в больницу проведать. Уезжая, возле филармонии Фриш разлил шампанское в чью-то туфлю, и так мы прощались с Софой.
1976 год, «Русские картинки»
Делая Каплуну отсрочку, я понимал, что рано или поздно мы его потеряем на целый год. Несмотря на хлопоты многих «высоких» людей, это случилось весной. Дело усложнялось тем, что Боря пел очень важные вокальные партии, играл на скрипке, поэтому замену найти ему было крайне сложно. И тут возникает кандидатура Вячеслава Барташова, ресторанного музыканта. Он не пел, не владел скрипкой, но барабанщиком слыл неслабым! Срочно «перелопачиваю» весь вокал. Верхние партии достаются нам с Геппом, поющим фальцетами. Борю определяют в химвойска в Чебаркуль. Местные заметили: после знаменитого хоккеиста Валерия Харламова, еще одна звезда залетела… Конечно, его сразу определили в духовой оркестр. Но служба, по его словам, показалась санаторно-курортным пребыванием в местах очень даже не удаленных от дома… Полгода из этой годовщины он провалялся в госпитале, куда я частенько завозил для него и его друзей по 4, по 5 бутылочек, за раз, народного «лекарства», «Агдама», портвешка, ласково прозванного массами «шмурдяком»…
Новый барабанщик Слава, хоть и быстро вписался в программу, был непростым человеком. По инерции я с ним сдружился, и, на какое-то время, он мне заменял Каплуна. Пил он не меньше меня, и не больше Гурова, но патологическое влечение к противоположному полу, часто превращал в скандалы. Каюсь, иногда срывался, и мы с ним устраивали пьяные оргии, которые нам сходили с рук. Особенно конфликтовали с нашим администратором и ведущим Владимиром Колтуновым, эдаким грозным, пожившим одесским евреем, похожим на цыгана. Барташову жутко не нравились его мещанские «понтяры» с перстнями и золотыми кольцами, но с женами музыкантов Колтунов быстро нашел язык… Потом я узнавал от своих рабочих его сплетни: мол, пацан у нас — руководитель, надо делать «ежовые рукавицы», Славу быстрее убирать — все стадо портит… Но несмотря на интриги, авторитет у меня к тому времени был незыблимым, и все вежливо помалкивали.
Я понимал, нужна какая-то свежая творческая встряска, чтобы не «скурвиться». И вот она, очередная «бомба» в моем музыкальном сознании! Мой однокашник, Витя Ботяженко из Оренбурга дал послушать новые записи, и я, буквально, «одурел»! Это был альбом «Таркус» Кэйта Эмерсона. Я просто заболел новым музыкальным языком! Потом услышал его же интерпретацию «Картинок с выставки» Мусоргского, и зародилась идея создания своих собственных «картинок». Искал подходящий материал, и он сам нашел меня… Педагог института культуры Аркадий Раскин предложил стихи на фольклорную тему, и я с увлечением взялся за сюиту «Русские картинки». Аркадию пришлось нелегко: мелодии были уже написаны, а писать на готовую музыку поэтам — суперсложно! «Народное гулянье», «Скоморошина»…. Тут и гепповская композиция «Аленушка», из его старой институтской сюиты «Во поле» пришлась кстати. Кроме больших композиций в нашу новую пластинку вошли несколько фольклорных песен. Вообще, в 70-е годы усилиями прежде всего грузинским «Орэра» и белорусскими «Песнярами» фольклор был и модным и престижным. К тому же «драконовские» худсоветы его почти не трогали.
Пожалуй, за всю историю «Ариэля» это был самый значительный успех из наших дисков-гигантов. Более двух лет он стоял в хит-парадах СССР на втором месте, после знаменитой тухмановской «По волне моей памяти». Я даже попал в рейтинг самых популярных эстрадных композиторов 1976 года. Восьмая строчка для меня была супердостижением! Сзади, на девятом, оказался Оскар Фельцман!
В конце лета получаем приглашение в Москву на прослушивание. Сейчас это слово как-то коробит. Тогда это означало — кастинг, отбор… Просматривались кандидаты на европейский фестиваль «Мидем-77». Кроме нас выступали квартет народных инструментов, ансамбль «Надежда» и Раймонд Паулс со своим ансамблем «Модо». Приятно было, спустя годы, встретиться, теперь уже, с супер-мэтром не только Риги, но и Советского Союза, повспоминать события лиепайского фестиваля. Раймонд порадовался за нас: «Я же говорил, — все будет в порядке! Это — судьба!»