Леве приходилось снимать очки, и работал он хорошо, я бы даже сказал, честно. Особенно «на ура» принималась фольклорная песня «Ой да не вечер», которую Яшкин использовал, как вставной номер. Но по всем параметрам, имея хоры, действо, антураж, это была, все-таки, классическая опера, сыгранная современными музыкальными инструментами! Все это мне нужно было утвердить в столице, и случай представился в декабре.
В это время мы с администратором, питерцем Юрой Белишкиным, решили идти «на пролом», назначив просмотр оперы днем на маленькой сцене столичного клуба МГУ на ул. Герцена. Причем, памятуя о том, что нам везет с числом 13, сделали это 13 декабря, в 13 часов. Расписывая приглашения, приготовили 13 ряд, 13 место для… Пугачевой. Почему-то мне это показалось символичным: Пугачева должна сидеть на «Пугачеве» под чертовой дюжиной! На наше счастье она приняла приглашение! Ее мы усадили с Никитой Богословским. Вообще, в течение двух недель мы распространяли открытки в разные организации: Союзконцерт, Госконцерт, известным композиторам. Журналист Юра Филинов тогда признался, что впервые видит такой «бомонд» в одном месте. Яшкин «обставил» места по краям своими студентами и началось! Такого шикарного приема на моем веку еще не было! Зал «взрывался» после каждой картины!
Мокрый, счастливый, я зашел в гримерку, нашел в себе силы сказать одну лишь фразу «Спасибо, мужики!», сел на стул и уставился на дверь: кто же первый войдет? Первым вбежал… Саша Журбин — автор «Орфея и Эвридики»: «Чуваки, молодцы! Шел и думал: как же это они вшестером… оперу?… Но это было здорово!» Я уже готов был принимать очередные поздравления, как вдруг… В комнату зашел Богословский. Еще до начала спектакля меня смутило его поведение. Холодно поздоровавшись, и бросив плащ, он сразу ушел в зал. На него это было не похоже… После премьеры, буркнув: «Позвони мне, потом поговорим…» — и исчез! Пришла Алла, скромно поблагодарила, сказала, что аппаратура ужасная, зал громкий, а так… здорово! Юра тут же подсуетился и подсунул ей нашу «красную книгу». Это было его «изобретение». В нее он намеревался собирать мнения известных артистов о нас. И вот он, автограф Пугачевой, дословно: «Не знаю, кто вас может осуждать или обсуждать на нашей нищей советской эстраде!» И фирменная роспись: сердечко с падающими каплями крови…
После оглушительной премьеры, мы с Яшкиным, особенно ликовать не спешили… В памяти странное поведение Никиты Владимировича. Свежие новости нас еще больше напугали: Богословский начал писать разгромную статью о рок-операх и нашей, в частности! Такого мы даже не могли предположить в принципе! Потом, на студии «Мелодия» узнаем подробности. Оказывается незадолго до нашей премьеры, состоялся худсовет по поводу принятия музыкального материала рок-оперы «Алые паруса» на музыку сына Богословского — Андрея для пластинки-гиганта. Несмотря на безупречный авторитет Никиты, материал не приняли! Ни одна из рок-опер тогда не была издана, и «Емельян» попал под те же «ножницы»! Видимо, в отместку, Богословский решил «разделаться» с подобными явлениями со скандалом. С большим трудом Яшкину удалось убедить хотя бы не печатать «пасквиль» в одном из журналов…
Между тем, успех у нашей оперы был огромен. Множество статей в разных городах сводились к тому, что это и модно, и гражданственно, и просто талантливо! Я аккуратно считал количество сыгранных спектаклей. За полтора года их набралось 274! Как-то, невзначай, сложил три эти цифры, и опять получилось… 13…