Окончательный расклад был такой: Ярушин — бас, руководитель, Фидельман пересядет на клавиши, Гуров — гитара-ритм, Слепухин — гитара-соло, барабаны — Витя Колесников, а Боря — на скрипке (иногда — за барабаны!) Ударили по рукам и назначили «обмыв» сего события у Фенделя (в смысле — Фидельмана…). Приближалось 7 ноября — государственный праздник для всех советских граждан. И мы решили приурочить к этой дате и наш день — пусть будет двойной праздник! Забегая вперед, скажу, что очень долго эта знаковая дата была для нас почти священной! Существовал даже негласный закон — справлять день рождения ансамбля только в своем кругу с подругами или женами, и нам это удавалось!
Итак, Левина квартира, первые тосты, первые речи, и под хмельком сразу — за фортепиано. Первые споры — что исполнять? Я «завелся» на тему: только свое! Лева Гуров сразу меня «обломал»: мол, ты пока не суйся, будешь делать то, что мы захотим… Обижаться не было смысла — довлел авторитет Гурова, «понтяра» Слепухина, опыт Фенделя — кругом такие «монстры», что я заткнулся… Хозяин сел за фоно и первая песня, которая была выучена сходу, называлась «Утром солнце светит нам», музыка группы «Тремолос», слова Гурова. Весёленькая песнюшка на трех аккордах, вокал сразу зазвучал мощно! В это время меня посетил приступ какого-то безудержного веселья… Тут же в голове радужные перспективы: вот мы — в Москве, цветы, девчонки, а вот Ливерпуль!… За кулисами — Джон Леннон жмет мне руку и на чисто русском произносит: «Хо-ро-шо!» Подбегают английские «мисски», тискают меня, хлопают по плечу, трясут…
Просыпаюсь… Это трясет меня Боря Каплун, лежу на тахте, в одежде. С его вопросом: «Слушай, а мы вчера что, все пиво выпили?…» — медленно опускаюсь на землю…
Первые репетиции прошли на старой базе «Ариэля», в красном уголке областной больницы. Помню худрука — старую добрую бабушку Ию Николаевну — нашу «нянечку»…. Ни на одну из первых репетиций почему-то не пришел идейный организатор всего этого «безобразия» Витя Колесников. Что там у него произошло, не знаю, но Каплун, усевшись за барабаны так «намертво» и «приклеился!»
На удивление мы с Борей быстро освоились, влились в их бит-ауру, и уже через две недели был объявлен часовой концерт в ЧПИ (политетехе).
За несколько часов до выступления подходы к концертному залу напоминали гудящий улей. Ажиотаж неимоверный! Об аппаратуре хотелось бы сказать особо. Местные радисты-кулибины создали по бокам сцены нагромождения, напоминающие баррикады Парижской коммуны, собранные из КИНАПовских колонок, снятых с киноэкрана. Мне сказали, что там целых 200 ватт (!) Массивные микрофоны были такие тяжелые, что стойки под их весом периодически падали… Так мы их и прозвали: «ломовые» (от слова ЛОМО). Гитарам, ГДРовским «Музимам», годились неприхотливые динамики любого калибра, поэтому кто-то притащил для их озвучки колокол со стадиона… А вот у меня, на басу стояло невиданное чудовище, последнее слово советской техники — «Электрон»! Он напоминал военный радиоприемник, поставленный набок на три черные деревянные ножки и «изрыгал» аж 10 ватт!!! Но самым интересным в этом аппарате был глазок на передней панели. Когда шел перегруз (а он шел все время) — огонек загорался и мигал, что приводило в неописуемый восторг толпы. Это была — цветомузыка!!!
Концерт задержали на полчаса. Этого было достаточно, чтобы затрещали двери, и неуправляемая публика кинулась к, пока еще целым, креслам…
Выйдя на сцену, мы поняли, что мощности нашей аппаратуры явно не хватает, даже для того, чтобы хотя бы поймать тональность… Ревущая толпа видела, что мы машем руками, и вроде бы играем, но юношеский темперамент перечеркивал все понятия о правилах поведения в храмах искусства. Единственно, когда зал замолкал — во время звучания чудных лирических песен. Это были «Лаура» Левы Ратнера и «Скажи, ты счастлив с ней?» Фидельмана с текстами Гурова. А, сидящий за барабанами, и одновременно играющий на скрипке Каплун, оставлял в девичьих гарнитурах мокрые восторги…
На концерте, в основном, звучала музыка западных групп: «Тремолос». «Манкиз», «Битлз», «Червоных гитар». Во время исполнения песни «Привидение» на словах: «Раздался жуткий крик, и свет вокруг погас!…» — местные электрики, желая нам помочь, поняли это буквально и, щелкая рубильником, доводили публику до очередной экзальтации!… При этом они вырубали и нашу аппаратуру, но за шумом и гамом это было незаметно…
После этого часового «сумасшествия» в проходах валялись обломки нескольких стульев. Начальство института было в бешенстве, но предъявлять нам счет не стали. Так проходило большинство «подпольных» концертов того времени. Конечно, такая популярность была приятна. Но меня не покидала мысль, что это все до поры — до времени, надо делать что-то свое. Нужна была солидная база, больница — это не серьезно.