Ильм поморщился.
К лешему этого господина у костра. Убираться надо, от греха подальше. Обратно в лес. Пусть в голоде и холоде, зато без всяких недоразумений. Он развернулся и медленно пополз назад.
— Чего ты там топчешься? Раз заглянул на огонек, то подходи ближе! — неожиданно прозвучал низкий голос.
И столько в этом голосе было повелевающей силы, что Ильм, удивляясь в душе тому, что делает, поднялся с колен и, понуро опустив голову, вышел из зарослей.
Тяжелый взгляд глубоко посаженных маленьких глаз смерил его с головы до ног.
Незнакомец помолчал ещё некоторое время и, наконец, соизволил разлепить тонкие, казавшиеся втянутыми внутрь губы.
— Ты откуда такой взялся оборванный и любопытный?
— Бродяга я…
— Не трудно догадаться, — на лице незнакомца не отразилось ни капли сочувствия, — я не это хотел узнать. Откуда ты? Кто твои родичи?
— Сирота я, — неохотно пояснил Ильм.
Начало разговора ему совсем не понравилось. Он уже начал подумывать о том, как половчее убежать обратно в лес, но вдруг заметил в руке собеседника метательный нож. Идею с побегом сразу пришлось отложить до лучших времен, ибо в настоящий момент она была чревата большими проблемами со здоровьем.
— Сирота, сирота — протянул лысый, словно пробуя слово на вкус, — хорошо, я тебе верю. Ты говоришь правду. Слушаю тебя дальше.
— Из Гнилухи иду.
— Из Гнилухи? — левая бровь удивлённо приподнялась.
— Оттуда…
— Что же там тебе не сиделось? Это ведь западное приграничье, считай даже граница, ведь так?
— Верно.
— Гнилуха большое селение, — задумчиво продолжил лысый, — богатое, и люди там не злые живут. Не одного, сто сирот приютят и к делу приставят. Странно, что ты там не ужился.
— Нет больше Гнилухи, — голос Ильма невольно дрогнул.
— Как так нет? Почему это нет?
— Эльфы, каратели. Всех, или почти всех, убили… Не знаю точно…
— Ты что плетёшь, недоносок! — глаза незнакомца сверкнули сталью.
— Правду говорю…
— Погоди, погоди. Насколько мне известно, там у вас гарнизон стоять должен. По-моему, сотни две кнехтов, да сотня арбалетчиков. Какие, к мороку, эльфы. Их должны были в капусту нашинковать.
— Должны были, — вздохнул Ильм, — да только, прискакал гонец с приказом от короля отвести солдат куда-то на другие позиции, не знаю куда. Пару десятков всего и оставили.
— Всё понятно, дальше можешь не продолжать, — нахмурился его собеседник, — значит, Гнилуху потеряли.
Он посмотрел Ильму прямо в глаза. Холодно и пристально.
— Как же так получается, — медленно, словно нанизывая слова, продолжил он, — все погибли, а ты тут стоишь передо мной живой и здоровый. Что, мужества не хватило за меч взяться и умереть в битве наравне со стариками, встретившись с врагом лицом к лицу?
Взор Ильма неожиданно заволокло кровавым туманом. Как наяву он услышал вновь лязг оружия, вопли и крики на улицах, треск горящих домов… Он с силой прикусил губу.
— Это моё дело. Мое и моей совести. Я не собираюсь перед тобой держать ответ.
— О, разумеется! — совершенно спокойно отозвался лысый, — я в исповедники к тебе наниматься не собираюсь, тем более, что много сейчас таких как ты. Тех, у которых есть дела меж ними и их совестью. Разные дела тёмные и не очень.
— Это как? — не понял Ильм.
— А так. Те, у кого таких дел не было, лежат сейчас по полям и весям и кормят ворон. Ну да ладно. Ты зачем ко мне припёрся?
— Есть хочу.
— Смело…, - лысый положил ногу на ногу, — скажи, а почему я должен тебя кормить? Времена сейчас суровые. Человек человеку волк. Каша в цене.
Ильм нахмурился.
— Коли так, то я не буду кашу.
— Как хочешь, — совершенно равнодушно заявил обладатель жёлтых штанов, — ходи голодный.
— Я пойду…
Метательный нож серебряный рыбкой подлетел вверх, несколько раз перевернулся в воздухе и лёг послушно в твёрдую мужскую руку. Втянутые губы исказила нехорошая улыбка.
— Да куда ж ты заторопился? Ты парень вроде толковый. Прикинь-ка быстро, стоит ли тебе сейчас уходить?
Ильм задумался. В словах лысого чувствовался недвусмысленный намек. И не только в словах, в действиях тоже. А действительно, куда ему сейчас уходить? Даже не так. Есть ли шанс у него сейчас уйти? Он пошевелил лопатками и представил себе ощущение от воткнутого в спину ножа. Нехорошо все складывается. Нехорошо. Что же делать?
— Ладно, — неожиданно оттаял лысый, — накормлю я тебя. Просто так.
Он лениво потянулся за котелком, и у Ильма на миг отвисла челюсть. По всем законам природы металлическая ручка должна быть раскалена от огня, горбоносый же взял её голой рукой и даже не поморщился. У него ладонь, что из железа, или из камня? Да и вообще человек ли он?
Каша тем временем перекочевала из котелка в две глубокие деревянные миски. Еще мгновение и в каждый из ароматных холмиков воткнулось по деревянной ложке.
— Держи крепче, только не торопись. Обожжешься.
Ильм с благоговением и трепетом принял свою порцию и вдруг от неожиданности чуть не прикусил себе язык. На правом предплечье незнакомца от кисти и почти до локтя змеился чёрный изысканный узор татуировки. Невиданной красоты сплетение неведомых цветов и трав. Видать большой знаток рисовал. Не чета тем грубым рисункам, что ему доводилось видеть у наёмников и королевских солдат. А дядя то не простой. Не каждый может позволить себе носить подобное украшение…
— Спасибо, мастер.
— Ишь, ты! — не то удовлетворённо, не то удивлённо раздалось в ответ, — а ты не глупый мальчик. Ешь давай и не отвлекайся.
Каша оказалась густая, пшенная с сухарями, приправленная лёгким запахом дыма. В другое время Ильм съел бы ещё столько же, а потом ещё половину, но долго голодавший желудок и еловая кора категорически выступили против продолжения чревоугодия. Ощущение возникло такое, будто он употребил целого быка, с костями, шкурой, рогами и копытами. Ильм слышал о подобном состоянии и решил не рисковать. Пусть как следует перевариться то что есть.
— Наелся?
— Угу…
— Это меня утешает. Теперь давай о тебе поговорим. Перво-наперво скажи мне, как тебя зовут.
Ильм задумался. Вот так взять и сказать своё имя? Нет, дудки. Где-нибудь в другой обстановке, но только не здесь. Вообще-то его учили не говорить подобных вещей чужим людям. Мол, если колдун попадётся и имя узнает, тогда все, считай, что пропал. Что хочет с тобой, то и сделает
— Чего смолк? — поинтересовался лысый, — не бойся, колдовать не стану.
— Я и не боюсь, но имя своё не назову
— Ох уж эти мне предрассудки! Чего только смерды не выдумают. Впрочем, дело опять же твое. Не хочешь говорить, не говори. Я тогда тоже представляться не буду. Не обессудь.
Ильм в знак согласия кивнул головой.
— Очень хорошо. Этот вопрос мы решили, теперь еще один. Ты покойников боишься?
— Да вроде, не боялся никогда.
— Это хорошо. Сколько тебе лет?
— Пятнадцать зим. Скоро шестнадцать будет.
— И как же ты от армии увильнул?
— Я хотел, не взяли.
— Какой ты невезучий. Все вокруг не хотят, а их берут, а ты хотел, а не взяли. Подмастерье что ли?
— Да.
— У кузнеца?
— Да.
— Так бы сразу и сказал. Чего я домысливать должен?
Ильм равнодушно пожал плечами. Как сказал, так и сказал.
— Значит, знаешь с какой стороны за меч браться? — продолжил мародёр.
— Знаю немного.
— И в доспехе понимаешь?
— Немного знаю.
— Очень хорошо. Хочешь жить?
Ильм поперхнулся. Неожиданный вопрос застал его врасплох.
— Хочу.
— Тогда послушай меня внимательно и постарайся поверить мне на слово. Сейчас ты встанешь, вернешься на дорогу и пойдешь дальше. Если поспешишь, то догонишь человека, которому нужен молодой помощник. Вот так…