— Не бойся, отец, заснем! — усмехнулся Хередан и протянул флягу с вином.
Поселение и вправду оказалось крупным. Мало того, обнесенным с трех сторон частоколом и широким рвом. Позади раскинувшихся подковой домиков журчала река, наполняющая те самые рвы. В темноте видно не было, но ловчий рассказал, что по левую сторону стоят небольшие пашни, а по правую — пасека.
— Хорошо живете, — оценил Лерст. — Мед, зерно, рыбка, кролики.
— Как работаем, так и живем. Жаловаться не на что.
Что удивило Арда, так это огни в домах и на улице. В такой час даже в крупных городах, вроде портового Мерта, фонарщики гасили лампы. Здесь же факелы горели аккурат через каждые сорок шагов. Сами улицы были чистыми, но лишь потому, что давно не проливалось дождей — утоптанная земля имела неприятную особенность очень быстро превращаться в вязкую жижу. Доски лежали только возле домов.
— Воска и жира не хватает, — пожаловался ловчий. — Но если с первым кое-как еще можно управиться, то за жиром приходится ездить аж в Марканский посад. Да и зерно сейчас туда возим.
Заправляла всем здесь женщина. Немолодая, но, как подметил Ильгар, сохранившая красоту и свежесть. Роскошные черные волосы перемежались с седыми, а глаза были нечеловечески крупными и выразительными. Ее все уважительно называли дагастур. Как понял Ард, это некто вроде жрецов у гуурнов и многих других народов, селившихся рядом со степью.
— Сами напросились? — спросила женщина вместо приветствия.
— Я их пытался отговорить, — ловчий почесал макушку. — Упрямятся.
— Ну, их дело… — затем она поглядела на Арда. — Что ты носишь над сердцем, парень?
— Это? — Тот достал песочные часы. — Талисман. Я его нашел.
— Будь аккуратнее с подобными находками, — дагастур поморщилась. — А лучше выброси. Есть в нем нечто… не предназначенное для людей. Ну, раз приехали — гостям рады! Никто не сможет упрекнуть нас в отсутствии гостеприимства. Распоряжусь, чтобы Ладок открыл для вас старую мельницу. На первом этаже сыро, но в надстройке есть вполне пригодная комната: растопите очаг, коли холодно станет.
Несмотря на протесты Арда им вручили корзину с горячим хлебом, горшочком меда и половинкой копченого гуся. Лерст тут же разразился благодарственной речью, после чего с аппетитом принялся жевать соты, пачкая рубаху медом и выплевывая жеваный воск.
Мельница была ветхой, хотя за ней явно продолжали присматривать. Водяное колесо сняли, старый амбар разобрали на доски, да так их и бросили гнить на берегу. Зато стены явно недавно побелили, а окна закрывались ставнями.
— Свечей нет, — сказал Ладок, рыжеволосый мальчишка лет двенадцати. Подал Рэйхе плошку с жиром и фитилем: — До утра вам хватит.
Отперев дверь, показал, где комната и ушел. Путники подкрепились хлебом и медом, после чего попадали на тюфяки. Бурчал один только Лерст — его лежанка оказалась слегка отсыревшей, поэтому сказитель сбегал к фургону и притащил свое одеяло.
— Ох уж и странное место! — воскликнул он, вернувшись. — Никто не спит, все снуют туда-сюда.
— Ложись, дубина, не мешай спать! — рыкнул на него горец. — Завтра тебя за удила посажу… ты ж много где шлялся, должен знать, что везде свои обычаи.
— Это да, но есть и то, что неизменно, — уверенно заявил сказитель, устраиваясь поудобнее. — Ночью люди спят, утром едят, а горцы всегда излишне остры на язык и грубы… Кстати, хочешь байку про то, как горец Едамур научился языком бриться?
— Удавлю!
— Не очень-то и хотелось.
Ард сквозь дрему услышал чьи-то шаги. Вначале половицы скрипели на первом этаже, затем послышался шорох и скрипы, будто крысы царапали стену. Следом раздался глухой стон и стук в пол.
В комнате было темно. То ли фитиль погас, то ли кто-то из друзей его задул. Хередан спал возле двери, которую предусмотрительно закрыл и заклинил ножом. Ларст разлегся у окна.
На улице шумел дождь, дул ветер, но в комнате было тепло. Так, по крайней мере, показалось Арду. Но потом он понял, что замерз. Натянув одеяло повыше, парень крепко обнял Рэйхе. Она была теплой, от ее волос и кожи всегда замечательно пахло земляничным мылом.
Скрип повторился. Смолк. Кто-то закашлялся и снова застонал.
Ард, аккуратно, чтобы не разбудить жену, встал. Подошел к горцу и потряс его за плечо. Но тот спал на диво крепко и безмятежно, словно ребенок. Мельница содрогнулась, как от удара. Стоны стали громче. Доски скрипели, ветер будто вцепился в ставни и попытался выломать их.
Спустя мгновение все утихло.
Пораженный, Ард отступил к кровати. Дождь унялся, ветер исчез. Парень улегся на лежанку и снова обнял Рэйхе, зарывшись лицом в ее волосы. Но пахли они не земляничным мылом, а влажной землей, травой и прелостью. Он вскочил, перевернув с грохотом табурет, на котором лежали мешки с одеждой и тул со стрелами. Никто не проснулся.
На кровати сидела Сайнария. Кожа ее была бледной, а из разорванного горла толчками вытекала зеленая кровь. В руках женщина сжимала расколотую скрипку. Длинный ноготь заскользил по струнам, наполняя комнату чудовищной музыкой. Будь то просто какофония, звучало бы вполовину не так страшно. Здесь же мертвая скрипачка ткала узор из черноты и страха.
— Ты меня помнишь, мальчик? — голос ее был глух. — Хочешь меня, мальчик? Хочешь услышать песню о загробной жизни? Красивую или правдивую?
Ард завопил… и проснулся. Теперь по-настоящему.
И в один голос с ним закричали все, кто находился в комнате.
Хередан стоял у двери, вытащив меч из ножен и бешено вращая глазами. Рэйхе всхлипывала, обхватив подушку, Лерста рвало прямо на одеяло и пол. Сам Ард вспотел так, что рубаха прилипла к телу, а по щекам и шее бежали капельки пота.
Жира в плошке было не намного меньше, чем когда вернулся сказитель.
— Ах… ух… — бормотал Лерст, поднимаясь на дрожащие ноги, — это… скажу я вам! Я вам такое сейчас скажу! Такого, знаете ли, не видал даже Зарим Сноходец, побывавший в царстве смерти!
— Я и сам много чего могу рассказать, — горец утерся рукавом.
Они выбрались на улицу. Небо по-прежнему затягивали тучи, а поселение жило огоньками, стуком топоров, запахом хлеба и дыма.
Дагастур будто ждала их. Перед ней на столике исходила паром чашка с мятным отваром, чуть правее стоял котелок с горячей водой. Рядом — еще четыре чашки.
— Вам налить?
— Мне, если можно, лучше чего-нибудь пожевать, — с энтузиазмом воспринял предложение сказитель. — Только легенького. Сыра или творога с медом.
Женщина удивленно вскинула брови. Ард натужно улыбнулся.
— Итак, теперь поняли почему ловчий Геранто советовал не останавливаться у нас? — дагастур послала все того же рыжего мальчишку на кухню и теперь, откинувшись в кресле, пила отвар.
— Не совсем, — честно ответила Рэйхе. — Но… это было страшно.
— Знаю-знаю. Представьте, каково было нам, когда это началось? С того дня прошло уже больше года. Мы привыкли жить и работать по ночам, а спать утром и днем — тогда кошмары не одолевают. А вот ночью… сколь бы долго они ни длились — времени уходит самую малость. Самый стойкий из наших мужчин пережил двенадцать кошмаров за одну ночь, прежде чем сдаться.
— А что ваш бог? — Ард задавал этот вопрос с замиранием сердца. Неужели снова? Неужели опять бессмертные мучают смертных?
— В том все и дело, — в глазах дагастур блеснули слезы. — Он… мертв.
— Как? Почему?!
— Какое твое дело, мальчик? Не лезь, куда не просят.
— Раньше боги просто так не умирали! — проговорил Лерст, трудящийся над миской творога со сметаной. — А теперь — каждый второй.
— Что? — женщина вздрогнула. — Мы думали, это беда постигла только нас… что нас прокляли.
— Да нет, — махнул рукой сказитель, не дав никому из друзей и слова вставить, — если правильно помню… — он принялся беззвучно шлепать губами, загибать пальцы, — четверо, ваш… Пятеро. Да. За последние два года пятеро бессмертных внезапно стали не только смертными, но и мертвыми.
В этот раз болтовней Лерст заработал не благодарность в виде горсти огурцов, а крепкий подзатыльник от Хередана.