— Но ты выжил. А это немало.
— Это ж разве жизнь? — старик нахмурился. Чем-то он напоминал Барталина, разве что менее сварливого и изрядно похудевшего. — С каждым днем я пью все больше эликсира. И не потому, что нога болит — к боли быстро привыкаешь. Меня гложет то, во что я превратился. Уж лучше б мне оторвало башку!
Ильгар решил, что ветеран прав. Возить мертвецов бок о бок с девчонкой, что годится тебе в дочери, и быть мишенью для ее острот и срывания злости… Нет, никакой настоящий воин не захочет подобной участи.
— Так почему не вернешься в армию? — спросил Ильгар. — У тебя есть опыт, да и ты точно слышал про отряды строителей, мостовиков… «живые щиты»?
— Ха! Парень, не будь дураком. Если б я искал легкой смерти — сразу бы пошел в «живой щит». Почет и уважение, знаешь ли! Скорая смерть, что тоже неплохо. Но! Видишь ли, я не хочу умереть просто так. Хочу издохнуть, зная, что жнецы перешли Безымянную и разбили язычников. Только поэтому я до сих пор копчу небо, теряя остатки самоуважения. Тем слаще будет вкус победы! Верю, что терпеть недолго осталось.
На следующую ночь решено было остановиться возле дороги. Местность разглаживалась, появлялось больше деревьев, высоких кустарников. Жрица сама собрала хворост и разожгла огонь. Ела она немного, в основном растительную пищу. Ильгар поделился снедью с Кариком — тот не без удовольствия уминал куриное мясо, вареные яйца и сало. Эликсир не пил, будто стеснялся.
Небо усыпали звезды, улегся ветер. Тихая ночь быстро убаюкала путников…
Но ее разорвал уже знакомый Ильгару звон струн. Не мелодичный, но предупреждающий.
Парень встал, ухватился за топор. Рядом с ним тут же оказался Карик. Ветеран почесывал нос и шумно дышал. Пика плясала в жилистых руках. Жрица уселась возле костра, но сохраняла на лице выражение полной невозмутимости.
Кто-то шел по тракту. Не особо таясь и громко разговаривая.
Шаркая сапогами, трое мужчин шли на свет. Первый — толстый, массивный, лысый, как яйцо. Двое других на диво низкорослые и коренастые, носили странные куртки с нашитыми клепками и высокие сапоги. Все трое имели при себе дубины и ножи, а у толстяка еще и бряцал меч на поясе. Это было удивительно, поскольку на жнеца он явно не походил, да и сам клинок выглядел отнюдь не армейским.
Незнакомцы шли уверенно, без факелов и фонарей.
Вперед вышел один из коренастых, остановился возле костра. Длинные волосы, не по моде собранные в три косицы, блестели от масла. Безбородый и морщинистый, он выглядел едва ли не ровесником Карика. Спутники остановились за его спиной.
— Так, — проговорил незнакомец, обводя взглядом бивак, — не хочу трепаться, поэтому сразу к делу: отдавайте тело и проваливайте. Ничего слышать не желаю. Ничего обсуждать не собираюсь. На все про все даю вам… нет, ничего не даю. Просто убирайтесь. Кстати, телегу мы тоже заберем.
— Умом тронулся? — жрица встала и сложила руки на груди. Голос ее был холоден и колюч. — Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь, псина?
Главарь присвистнул.
— Я вижу девку, старика и человека в форме городской стражи. Не впечатлен. — Оглянулся через плечо и кивнул второму коротышке: — Проучи ее.
Тот быстро подошел к девушке, вцепился в ворот рясы, но жрица легко вывернулась из хватки и быстро отступила на три шага.
Как бы Ильгару ни хотелось, чтобы кто-нибудь влепил надменной девчонке пощечину, он пересилил себя и загородил дорогу коротышке. Дело не сулило ничего хорошего и люди не казались склонными к переговорам.
Страж без разговоров ударил незнакомца ножом шею, как раз над ключицей. Карик тут же хлопнул раненого головореза древком по лицу, и тот рухнул на землю, обливаясь кровью.
— Сучьи дети! — заорал главарь, выхватывая из-за пояса два ножа. Рукояти у обоих блестели золотом.
Незваные гости ринулись в атаку.
В первые же мгновения боя Ильгар понял, что крепко влип. Оба противника владели оружием мастерски. И если с главарем еще кое-как можно было управиться, потому как топор и пика давали определенные преимущества, то толстяк с мечом являлся смертельной угрозой. Быстрый, напористый, как бык, каждый его удар способен был расколоть железный шлем. Мечник потел и шумно дышал, но двигался молниеносно, будто зачарованный.
Жрица, отбежав от костра, забралась в телегу. Карик пикой отогнал противника с кинжалами и встал так, чтобы костер слепил тому глаза, но ветеран явно проигрывал в скорости врагу, к тому же давала знать о себе хромота. И все-таки, Карик находился в более выигрышном положении, нежели Ильгар.
Страж был обучен биться против меча, но это мало помогало — враг оказался слишком силен.
Главное было не скрещивать оружие, иначе останется без пальцев. Опытный противник не давал возможности парировать обухом или ударить лезвием в лезвие. Загонять здоровяка тоже не получалось. Приходилось постоянно двигаться, и это выматывало. Для хорошего удара топором требовалась особая опора, желательно — для обеих ног, чтобы в нужный момент перенести вес на переднюю и вложиться в удар по-настоящему.
Мечу же нужны лишь скорость и инерция, потому как ужалить он может из любого положения.
Что и произошло.
Боль под ребрами. Кровь быстро пропитывает штаны и рубаху. Мысли все дальше улетают от схватки и все сильнее фокусируются на ране…
Нет.
Есть только противник — и топор, который должен его убить. Все остальное — фон.
Страж рванул навстречу и все-таки ударил обухом в клинок сбавившего натиск враг а. Удар предотвратил опасное скольжение клинка и отбросил меч. Пользуясь инерцией рывка, Ильгар ткнул мечника локтем в нос. Развернулся на пятке и двинул топорищем под ребра.
Это дарило определенные шансы, но… враг словно не замечал ударов.
Неожиданно пришла помощь.
Карик зашел за спину толстяку и ударил пикой под колено, затем воткнул острие между лопаток и еле успел уклониться от контратаки. Толстяк развернулся, мощным ударом поломал пику и едва не укротил на голову ветерана, но Ильгар, воспользовавшись заминкой, плашмя ударил мечника по голове, затем развернул топорище и обухом проломил голову врагу.
Мечник опустился на колени и завился на бок.
Ильгар, не опуская оружия, огляделся.
Главарь тройки лежал возле телеги. Из глазницы торчала короткая стрела. Жрица сидела на козлах и, как ни в чем не бывало, заряжала небольшой самострел.
Ильгар осел на землю, задрал рубаху. Рана была достаточно глубокой, чтобы убить, но такой, чтобы можно было еще побороться. «По-крайней мере, кишки не вылезли…»
Голова закружилась, он лег на спину и закрыл глаза.
— Карик, подай мой мешок! — спокойный голос жрицы сопроводил стража в мир теней.
Возвращение было мягким.
Плавным и нежным, словно мать уложила в колыбель…
Правда, сама «колыбель» изрядно пострадала во время драки. И это чувствовалось при каждом вдохе.
Небо над головой казалось неподвижным, зато в голове все дрожало. Осознание, что трясется не он сам, а дрожит телега, в которой его везут — пришло не сразу. Страж повернул голову и уткнулся лицом во что-то серое и пахнущее травами. Сморщившись, отвернулся.
Рядом лежал мертвый пасечник.
Ильгар старался не говорить и не шевелиться. Телу нужны силы! Как уже бывало в минуты, когда смерть протягивала костлявые лапы к десятнику, в дело вступала Игла. Проклятый артефакт, высасывающий силу в любое другое время, теперь аккуратно ею делился, поддерживая своего носителя.
Вскоре небо почернело. Затем его подсветили луна и звезды. Повеяло прохладой, влагой и тиной.
Где-то неподалеку находились либо река, либо озеро.
— Жив? — над ним нависло круглое личико, обрамленное темными волосами. Крупные глаза глядели без былой неприязни.
— Я всегда очень плохо умираю, — шутливо пожаловался Ильгар. — Видать, не все дела еще закончил. Не всех волчиц в лесах перетрахал… и, скажу по секрету, у меня еще никогда не было лисицы.