Речь идет о том, что в 1990 году, уже в качестве заместителя председателя КГБ, я выехал в обычную деловую поездку в Прагу. Мне было поручено обсудить с нашими коллегами в Чехословакии принципиальные вопросы по линии спецслужб, такие как борьба с контрабандой, торговлей наркотиками и терроризмом. Я находился в командировке ровно столько, сколько было положено, и занимался только тем, что было поручено, встречаясь исключительно с людьми из соответствующих подразделений чехословацких спецслужб. Иными словами, не было ничего необычного.
Но по чистой случайности эта поездка совпала с крупными студенческими демонстрациями и другими потрясениями в стране. Ясно было, что на этот раз о направлении советских войск не могло быть и речи, но кому-то очень хотелось использовать сложившуюся ситуацию и разыграть карту «советской угрозы». Во всяком случае, вскоре в Англии появился телевизионный художественный фильм телекомпании Би-Би-Си, в котором персонаж «Грушко» в исполнении английского актера плел нить изощренного заговора против Чехословакии. Согласно сценарию этого фильма, называвшегося «Чешские шахматы», я находился в Праге по заданию Горбачева и Крючкова с целью организации государственного переворота и замены Густава Гусака на бывшего однокашника Горбачева по Московскому университету Млынаржа.
Авторы фильма пытались создать впечатление, что он основывается на чехословацких источниках. Насколько мне известно, фильм широко демонстрировался в Европе. Многие приняли его за чистую монету. В Чехословакии была создана, в частности, специальная комиссия для расследования всей этой истории. Только осенью 1991 года, когда я был узником «Матросской тишины», мне довелось прочесть в «Комсомольской правде», что специальная комиссия вынесла заключение, соответствующее истине: никакого заговора не было. Все, за исключением фактов моего прибытия в Прагу самолетом в указанные сроки и отбытия из нее, было вымыслом.
Вышесказанное свидетельствует о возможностях и влиянии средств массовой информации на общество. Какой ущерб нанесла эта выдуманная история нашей политике, трудно подсчитать, но то, что она обыгрывалась в течение многих месяцев и не способствовала росту престижа нашей страны за рубежом, — это факт.
В нашем сотрудничестве с разведками стран Восточной Европы наиболее сердечными были отношения с болгарами. С давних времен между русскими и болгарами велся лишь один спор: кто кого больше любит.
В прошлом веке русские освободили болгар от турецкого ига, во время второй мировой войны — от фашистской оккупации. Болгары встречали нашу армию цветами. Тысячи и тысячи советских солдат отдали свои жизни за свободу братьев-славян. Повсюду в Болгарии стоят памятники русским и болгарам, которые бок о бок сражались за независимость. Видеть эти искренние символы братства и дружбы всегда было очень волнующе. Не может не потрясти сердце русского, например, расположенный в самом центре Софии храм Александра Невского. На протяжении многих лет я часто бывал в Болгарии, и ощущение духовной близости и полного взаимопонимания никогда не покидало меня.
Нынешняя ситуация, когда отбрасываются социалистические идеалы, когда история наших стран подвергается дилетантской фальсификации и осмеянию, когда заигрывание с Западом и самоуничижение преобладают над здоровыми патриотическими чувствами, я думаю, подходит к концу. Рано или поздно Россия и Болгария вновь будут вместе или, если хотите, рядом, потому что весь ход исторического развития говорит в пользу этого.
Сотрудничество с болгарской разведкой имело свои особенности. Как известно, Болгария рассматривала Турцию в качестве своего потенциального противника. Это накладывало отпечаток на направленность работы по линии как разведки, так и контрразведки. У нас, естественно, были свои интересы, связанные с Турцией. Но они опять-таки, как и в Европе, в первую очередь объяснялись той угрозой, которую представляли ее союзнические отношения с США и НАТО. Поэтому наше сотрудничество с Болгарией касалось в первую очередь вопросов членства Турции в НАТО, ее возможных действий при обострении международной обстановки и американских замыслов на Балканах.
Болгарские друзья больше, чем мы, интересовались чисто турецкими проблемами. Между этими двумя государствами всегда существовали напряженные отношения. Кроме того, в Болгарии жило довольно много турок. Уровень рождаемости среди мусульманского населения Болгарии существенно превышал рост славянского, и руководство Болгарии считало, что в перспективе это может создать весьма серьезные национальные проблемы. Тодор Живков рассматривал такую тенденцию как большую угрозу для государства. Болгарское правительство пошло на выделение для турок определенных районов проживания и ограничение свободы миграции. Затем оно предприняло усилия с целью эмиграции мусульман в Турцию. Для турок была открыта граница. Они получили возможность продавать свою собственность в Болгарии и вывозить из страны деньги. Некоторые болгарские турки воспользовались этим правом, но большинство восприняли принятые решения как принудительное выселение и в результате определенных усилий сохранили свои права.
В Советском Союзе считали, что болгарские друзья должны были решать проблемы с турецким населением более гуманно и продуманно. Мы ведь сами начали в 80-е годы исправлять ошибки, допущенные по отношению к репрессированным народам в конце войны. Прежняя практика была решительно осуждена, и был принят целый ряд актов по восстановлению справедливости.
Практику болгарских властей по отношению к туркам мы считали недопустимой. Мы не вмешивались во внутренние дела Болгарии, но давали понять Софии, в том числе и по линии разведки, что продолжение преследований турок могло иметь для нее крайне неблагоприятные международные последствия. Из моих собственных поездок в Болгарию и встреч там я вынес впечатление, что болгарская политическая элита испытывала большие трудности в поисках внутреннего компромисса. Учитывая общественное мнение в стране, они были вынуждены проявлять твердость, хотя в беседах с нами допускали возможность иных, более гибких развязок.
Советские разведчики пользовались авторитетом у руководства Болгарии. Мы передавали нашим болгарским друзьям сведения, которые расценивались специальными службами этой страны как весьма важные. Болгары, со своей стороны, передавали нам интересную информацию по Западу, однако ее калибр был меньшим по сравнению со сведениями, скажем, из ГДР. Сотрудничество с болгарскими спецслужбами имело место не только и не столько в сфере обмена информацией, сколько в подготовке кадров и оснащении их необходимыми оперативно-техническими средствами.
В свое время мощная борьба против гитлеровского фашизма породила в Болгарии своих героев. Заместитель министра иностранных дел Стоян Савов, который отвечал за внешнюю разведку, был одним из них.
Вместе со своим братом и женой Маей («Мая» — ее псевдоним, но все называли ее после победы именно так) Савов во время оккупации Болгарии немцами воевал в партизанском отряде. Он остался в живых после ожесточенных боев в феврале 1944 года, в то время как около 20 его близких друзей погибли. Савов говорил мне, что до конца своей жизни он чувствовал себя обязанным бороться за дело погибших товарищей. Написать их героические биографии было для него слишком сложно — все ушли из жизни юношами.
В память о друзьях по партизанскому отряду Савов продолжал после войны борьбу за социализм и справедливость в своей стране. Он неустанно работал, восстанавливая родную Болгарию, в большое будущее которой свято верил.
Продолжительное время Стоян Савов возглавлял разведывательные органы страны, и мы близко познакомились в 80-е годы. Савов запомнился мне как чрезвычайно искренний и достойный человек, который в беседах не заигрывал, а прямо и откровенно излагал свою точку зрения. Он весьма корректно относился к законности и полагал, что Живков и его окружение, отступая от закона, совершали преступления, компрометируя социализм.
В то же время он воспринял «бархатные революции» в Восточной Европе в 1989–1990 годах как результат предательства Горбачевым социалистических идеалов. Руководитель болгарской разведки пришел к выводу, что происходившие изменения обернутся для Болгарии катастрофой.