Последний раз я виделся с Савовым в 1989 году. Он был серьезно болен. А в 1992 году его не стало: 6 января он застрелился у памятника партизанам в своем селе Летищево. В прощальном письме Савов писал: «Я решил уйти из этой жизни, которую так любил. Это решение было принять нелегко, но, думаю, оно верное. Полвека, всю мою сознательную жизнь, я посвятил служению идеям социализма, Болгарии и моей семье. Жизнь была непростой. Я пережил фашистское иго, выдержал пытки и поклялся никогда не допустить подобного в будущем… Мои дорогие, я прожил свою жизнь достойно, любил свой народ и моих коллег, и вы отвечали мне взаимностью. Вы прекрасно знаете, что я ненавидел Живкова и его людей задолго до 10 ноября 1989 года, и я не хотел бы, чтобы мое имя было запачкано в связи с преступлениями Живкова. Дорогая моя Мая, мои любимые дети и внуки, вы знаете, как сильно я вас люблю, но я ужасно устал, и я болен, и душа моя не находит покоя… Дорогие друзья и товарищи… дорогие соотечественники… верьте в Советский Союз и советские народы. Советский Союз переживает глубокий кризис, но он возродится как птица Феникс. И верьте в болгарский народ…»
Сторонники сохранения социалистического общества в Восточной Европе не смогли устоять перед натиском противостоящих сил. Главную вину за это несет Советский Союз. Застывшие представления о положении в восточноевропейских странах при Брежневе, с одной стороны, и пущенные на самотек экономические и политические центробежные тенденции при Горбачеве — с другой, привели к хаосу и распаду. Во всех вариантах происшедшее в Восточной Европе отражало ситуацию в СССР.
Полагаю, однако, что советскую разведку за случившееся винить нельзя. Надежной информации своему государственному руководству мы поставляли достаточно. И всегда проявляли к нашим партнерам в социалистических странах уважение, рассматривая их как самостоятельных и равноправных коллег. В отношениях с ними неизменно выдерживались такт и понимание. Наряду с эффективным профессиональным диалогом завязывалась и сохранялась личная дружба. Мы оказывали друзьям оперативную и техническую помощь, а цели разведывательной работы в интересах своей национальной безопасности они, как уже говорилось выше, определяли сами.
Разумеется, советская внешняя разведка извлекала огромную выгоду из сотрудничества с нашими восточноевропейскими коллегами. В результате таких скоординированных действий мы имели четкое представление о тенденциях международного развития и были в состоянии предоставлять руководству нашей страны и других социалистических стран объективную и точную информацию, в том числе и об активности Запада в оказании влияния на внутренние процессы в Восточной Европе. Я глубоко убежден, что размеры скрытого вмешательства Запада в те события, которые привели к перерождению соцсодружества, не следует недооценивать.
Глава 13
Олег Гордиевский
Измена в разведке — это всегда тяжелый удар, независимо от того, является перебежчик крупной фигурой или незначительной личностью, стремящейся лишь к материальным благам или дешевой славе. Дело не только в том, что предатель может похитить важные государственные секреты и передать их противнику. Измена в рядах разведки сопряжена с тем, что подрывается сеть тайных контактов, которая создается тяжелейшим трудом в течение многих лет в остром противоборстве с контрразведками противника.
Исключением в этом ряду является видный разведчик 20-30-х годов, известный под именем Александр Орлов. Будучи резидентом в Испании во время гражданской войны, он накануне возвращения на Родину понял, что его ждет участь очередной жертвы сталинского террора. В 1938 году Орлов тайно выехал в США, где «сдался» американским властям и выступал в роли их консультанта вплоть до своей смерти в 1978 году. Чтобы обезопасить свою семью, остававшуюся в Советском Союзе, он написал письмо Сталину, в котором предупредил, что предаст гласности важную информацию, если хоть один волос упадет с голов его близких.
Но Орлов не был классическим перебежчиком, что ясно видно по материалам из архивов КГБ и ФБР, которые были недавно предоставлены в распоряжение англичанина Джона Костелло и моего бывшего подчиненного Олега Царева. В соавторстве они написали книгу «Смертельные иллюзии». Орлов был антисталинистом, но не антисоциалистом. Он не изменил своей Родине, хотя и был настроен критически ко многому в советском обществе. Американцы так и не поняли, что Орлов предоставил в их распоряжение лишь те сведения, которые были известны на Западе ранее и не имели особого значения для зарубежной агентурной сети советской разведки. Он не проронил ни слова о том, что ему в деталях была известна история приобретения известной «пятерки» во главе с Филби.
Совершенно другое дело — измена Олега Гордиевского, который бежал из Советского Союза в Англию, когда в 1985 году земля начала гореть у него под ногами.
Впервые я познакомился с Гордиевским после своей третьей командировки в Норвегию в 1972 году, когда возвратился в Москву и стал заместителем начальника Третьего отдела ПГУ, в чьем ведении находилась Скандинавия, Гордиевский в то время был в составе копенгагенской резидентуры в своей второй командировке. Во время его отпуска я вызвал его для беседы, как это принято было делать для лучшего знакомства с оперативным составом и состоянием дел в стране пребывания. Сегодня нам известно, что Гордиевский встал на путь измены в середине 70-х годов. Уже тогда у нас были сигналы об утечке информации из Третьего отдела, но оснований подозревать Гордиевского не имелось.
Гордиевский произвел на меня впечатление начитанного молодого человека, хорошо ориентирующегося в датской политической жизни. Он знал русских классиков, был знаком и с диссидентской литературой. Последнее не являлось чем-то необычным для сотрудников разведки, поскольку по долгу службы им полагалось знать как можно больше о том, что пишут о Советском Союзе как свои писатели, так и эмигранты. Есть соблазн предположить, что в литературных интересах Гордиевского был настораживающий сигнал. Однако это было бы упрощением. Не думаю, что чтение диссидентской литературы решающим образом повлияло на его политические взгляды. То же самое можно сказать и о его стремлении одеваться, как на Западе.
Мне Гордиевский не показался одаренным сотрудником. Но он был относительно молод и с приобретением опыта мог добиться успеха. Обращало на себя внимание то, что высказывавшиеся Гордиевским оценки были не только деловыми, но и как бы отстраненными. Для настоящего же разведчика характерны такие качества, как большая заинтересованность в делах, любовь к профессии, которой он посвятил свою жизнь, чувство особой ответственности за порученное дело. Это не мешает объективности, а, напротив, делает более вескими мотивы деятельности разведчика. Гордиевский был, на мой взгляд, излишне замкнут. Я не исключал, что на него оказал большое влияние XX съезд КПСС. Разоблачение массовых репрессий, политических преследований и недемократических методов руководства При Сталине наложило отпечаток на убеждения молодого поколения, привело к разочарованию в действительности. Возможно, что недостаточно развитое чувство политической ответственности у Гордиевского объясняется этим. Может быть, его дезориентированность усилилась под влиянием полученных им в Дании впечатлений о социальных условиях, политической и личной свободе. Однако убежден, что не эти факторы стали первопричиной измены Гордиевского.
Когда впоследствии мы изучали все обстоятельства его дела — а это более тысячи страниц различных материалов, — то убедились, что решающую роль сыграл неприятный для Гордиевского эпизод в связи с поездкой в ГДР в период его первой командировки в Данию. Тогда ему пришлось познакомиться с датской контрразведкой, поставившей его перед выбором: либо покинуть страну, либо начать негласное сотрудничество. Не исключено, что на него был оказан сильный нажим. Министр юстиции Дании, который является прямым начальником местной тайной полиции, заявил впоследствии, что в течение первых двух лет Гордиевский сотрудничал с датчанами, а затем был передан на связь англичанам. В дальнейшем министр воздерживался от подобных высказываний, видимо потому, что сам Гордиевский выдвинул версию о добровольном предложении своих услуг сразу англичанам, а не датским спецслужбам. Как бы то ни было, или член датского правительства поначалу наговорил лишнего, или Гордиевский лгал. Концы с концами здесь не сходятся.