– Прошу, товарищ Петров, – сказал со своим характерным акцентом Сталин, наливая вино, сразу запахшее возбуждающе и резко; Петров придвинул к себе большую, высокую рюмку. – Очень похудел, товарищ Петров, – опять сказал Сталин. – Мы виделись в последний раз с год назад; очень похудел. Вы здоровы? Пожалуй, надо лечь в больницу, пусть доктора осмотрят.
– Спасибо, товарищ Сталин, не сейчас, не время по больницам валяться. – Петров отпил из своей рюмки и усмехнулся в ответ на укоризненно-понимающий взгляд Сталина. – Простите, Иосиф Виссарионович, я знаю, вам нравится, когда я вас называю по-старому… сколько лет, и каких! И мне нравится больше… Диалектика, все движется и меняется. – И в ответ на требовательный теперь взгляд Сталина добавил: – Не в болезни дело, пройдет. Честное слово, вполне нормален и здоров, так… обыкновенная усталость, Иосиф Виссарионович. Работы чертовы горы, иногда кажется, не пробьешься, задушит этот непроходимый пласт.
– Пробьемся, товарищ Петров, – сказал Сталин, подливая вина в рюмки. – Надо только верить… в народ, в энергию масс. – Сталин, сосредоточиваясь, казалось, забыл о присутствии Петрова, о разговоре; неяркий, приглушенный свет в помещении скупо отражался у него в глазах. – Я знаю, вы сейчас думаете, зачем я вас вызвал, – неожиданно сказал Сталин, по-домашнему привычно разглаживая усы чубуком трубки; Петров поднял голову, удивился.
– И – об этом тоже, Иосиф Виссарионович.
– А еще о чем?
– Вспоминается прошлое, было проще, яснее. И легче, да, легче, Иосиф Виссарионович, – повторил Петров. – А вот перед нами практика, практика, для меня именно в этом смысл всей моей работы. Очень все непросто, оказывается. Трудно, многие крестьяне психологически не подготовлены, очевидно, предстоит тяжкая ломка.
– Сейчас – да, но на данном моменте не останавливается, тем более не заканчивается история, – немного резче, чем надо бы для старых друзей, сказал Сталин; он коротко и с сожалением взглянул на Петрова, как бы недоумевая, что тот, человек умный и острый, поднимает вопрос, давно решенный и определившийся; Сталин тотчас понял, что Петров ведет какую-то свою линию в разговоре, и потому продолжал развивать мысль дальше: – И, пересаживая что-нибудь, срезая, необходимо точнее придерживаться социальных швов, хотя травмы, кровоизлияния в соседствующие ткани неизбежны. Да, всяческих проблем масса, вот вам еще одна. Огромное крестьянское население сосредоточено в основном в центральных районах. А нам жизненно необходимо поднимать окраины, нужно осваивать месторождения угля, руд, золота. Нужен лес, нужны машины, многое нужно.
– Разумеется, все это необходимо, Иосиф Виссарионович. Поймут ли нас? Такая трудная ломка! – Петров думал о повороте в истории целой страны, повороте смелом и рискованном, когда она могла выжить исторически, лишь круто перестроив самую свою основу; страна со ста миллионами городского населения, в котором, в свою очередь, на рабочий класс падало меньше половины, должна была или строить, или откатиться еще дальше назад.
Ощутив на себе испытующий взгляд Сталина, Петров слегка улыбнулся ему; он понимал, что вопрос, затронутый им, для Сталина совершенно ясен и решен, но именно этот вопрос все больше беспокоил его самого, и он не мог отделаться от чувства необходимости высказать свои сомнения именно Сталину и в какой-то слабой, бессознательной надежде нащупать в разговоре с ним нужную именно ему, Петрову, ясность.
– Да, повороты истории иногда жестоки, – сказал Петров негромко, словно рассуждая с самим собою.
– Это жестокость революции, она необходима, чтобы выжить, – нахмурился Сталин, своими запоздавшими словами словно подтверждая мысли Петрова. – Да, выжить. – Он поднял голову и тяжело, в упор посмотрел в лицо Петрову, и тому было это неприятно. – Верно, – тотчас сказал Сталин после мгновенной, но ощутимой паузы, – либералы всевозможных мастей обрушатся, да уже и обрушились на нас. – Сталин опять сделал паузу, и на лице у него появилась холодная усмешка. – Жестокость? Нет, товарищ Петров, необходимость, железная необходимость. Но мы готовы и всегда должны быть готовы к тому, что нас не поймут и не смогут понять до конца. Перераспределение национальных богатств должно осуществиться полностью и до конца. Остановиться на полпути – значит тотчас вызвать обратное движение. Этому нас учил Ленин, товарищ Петров, этому учит история.