ВПЕРЕД
Я примирилась с вами,
асфальтовые улицы.
Пред бетонными этажами
смирилась я,—
а разве так надо?
Надо забыть
восшествие жизни
до половины небес,
а на другой половине —
последней —
в себе уничтожить первую.
Оставив за спиной
ручьи недель,
текущие средь трав,
где папоротник
в банановые пальмы
перерождается в очах,
когда сидишь на дне ручья
и к пальцам ног
от берега
сплываются рыбешки.
Оставить за спиной
и не глядеть назад —
там сын у меня на руках —
Тарас.
И сад…
О! Этот сад,—
чернеют ямы,
да коренья,
распластаны из ям, торчат.
И яблонь нет,
и вишен нет,
и сына нет,
и в сердце даже корня нет,
все уголь, уголь,
да зола,
да разбомбленная земля.
Я примирилась с вами,
асфальтовые улицы,
и пред бетонными этажами
смирилась я,
и город приняла в себя,
чтоб снова быть.
Я благодарна людям,
что их так много,
что вновь могу
средь них найти себе друзей.
И равнодушные потоки
переулков
вливают человечьи зыби
в массивы теплых площадей.
1945
«В толпе весною осененный…»
В толпе,
весною осененный,
прошел нарядный гражданин —
весь цвета стали,
сам блондин,
лицо с капканьими зубами,
а вместо глаз —
хорьки сидят,
и из ресниц, как из травы,—
косятся в сторону поживы.
О СЕБЕ В БУДУЩЕМ
Будет холм надо мной,
как над всеми,
хорошо бы
на краю села…
Крестик небольшой
в ногах поставить
в честь того,
что русская была.
ЛИСТЬЯ СМОРОДИНЫ
«Листья смородины!
Смородины листья!
В наших листьях ягоды,
красные смородины,
и ягодка поменьше,
и еще — побольше,
и еще раз больше,
и еще раз больше,
алые, прозрачные,
как дождины в радуге,
на стеблях сидят.
Листья смородины!
Кому смородины листья?»
И женщины, прекрасней пчел
с оранжевыми талиями, проходят,
и очарованно подходят
к корзинам ягод —
с сердцем птиц,
и птичьим оком
ряд обводят.
А я — солдат
и еще — поэт,
а может, студент я —
и тоже поэт,
а может, еще кто-нибудь
из всех,
населяющих звездный мир,
мимо красных ягод иду
и несу на ладони хлеб.
А над городом — высоко,
а над зданьями — широко.
Холмы сиятельных цветов
бросают вызов
бледному закату,
на площади
перчатку лилий уронив.
«Листья смородины!
Кому смородины листья?»
«Дом, в котором я живу…»
Дом, в котором я живу,—
полутерем,
полудом.
И ступень одним концом
погрузилась в прах времен.
На ступени меж расселин
фиолетовый лишайник.
И растет вокруг поляна,
и колодец между трав.
Звездным небом у колодца
бочки полные стоят.
А я
приезжаю из Москвы
усталая.
Никак не привыкну
к бетонам,
асфальтам.
А здесь под ногами
и стебли и травы.
По скошенным травам
шла я недавно
и вдруг разглядела,
до этого раза
была как слепая
и мимо ходила.
А кто-то
до страшности щедрый
полотна созданий оставил:
одуванчика лист,
мысообразный и бледно-зеленый,
лежал на трехлистнике
темно-зеленого клевера.
И от дикой моркови
перисто-хрупкие листья
чуть колыхались
на фоне желто-огнистой ромашки.
УТРО
Выходят из зданий
рабочие люди,
одетые прочно:
в брезенты и сукна,
в сапогах на гвоздях,
с инструментом в руках.
И от лиц после сна
веет влажностью трав.