Я не знала, с чего начать. Со смерти отца? Рассказать о теле, которое так и не нашли? Или о назойливых мыслях, что между мной и Ризеком нет и малейшего сходства, будто мы и не родственники вовсе?
Казалось, Акос тоже не стремился к общению. Он расстелил на полу между командирским креслом и переборкой одеяло, которое нашел на корабле, и мы улеглись на него бок о бок, устремив взоры в бескрайнюю пустоту космоса. Паутина теней моего токодара оживилась и обвила запястье, подобно черным нитям. Кончики пальцев ужалила пронзительная боль.
Я не пугалась космической пустоты. Она позволяла мне почувствовать себя незначительной. Едва ли стоящей внимания. И мне было это по душе. Уж слишком часто я беспокоилась о том, что могла причинять вред другим. Вот если бы я была никем и жила в одиночестве, то не совершала бы ничего дурного. Все, чего я желала, находилось сейчас в пределах моей досягаемости.
Акос обхватил мой мизинец указательным пальцем. Его токодар заглушил мой, и тени развеялись. Да. Определенно все, в чем я нуждалась, уже было рядом.
– Скажи что-нибудь… на тувенском, – попросил Акос.
Я посмотрела в его сторону. Он по-прежнему глядел в иллюминатор, а его губы изогнулись в слабой улыбке. Веснушки украсили нос парня и рассыпались вдоль линии ресниц одного из век. Я неспешно подняла руку над одеялом. Не знаю, чего мне хотелось больше – дотронуться до Акоса или вдоволь насладиться предвкушением. Я проскользила подушечкой пальца вдоль его брови.
– Я не ручная пташка, – ответила я. – И не чирикаю по приказу.
– Но это – просьба, а не приказ. Пустяковая просьба. Произнеси хотя бы мое имя.
Я рассмеялась.
– Ты помнишь, что в твоем имени больше шотетского?
– Эх, точно.
Акос потянулся губами к моей руке и клацнул зубами у самой кожи. Из моей груди вырвался смешок.
– Что тебе давалось сложнее всего, когда ты начала изучать тувенский?
– Названия ваших городов. Просто жуть, – ответила я.
Акос выпустил мою руку и ухватился за мизинец и большой палец другой всей пятерней. Прижался губами к моей ладони, огрубевшей от рукояти ток-ножа. Это казалось таким странным. Столь незамысловатая манипуляция с загрубевшей частью меня была способна наполнить каждую клеточку тела жизнью.
Вздохнув, я сдалась.
– Будь по-твоему. Я скажу. Гесса, Шисса, Акос… – произнесла я. – Одна канцлер прозвала Гессу «сердцем» Туве. Она носила фамилию Керезет.
– Единственный канцлер Керезет за всю историю Туве.
Акос поднес мою ладонь к щеке. Я приподнялась на локте и склонилась над ним. Мои волосы скользнули вперед, обрамляя наши лица. Теперь волосы были длинными лишь с одной стороны, а с другой сверкала дермоамальгама.
– Я прекрасно об этом знаю, – произнес Акос.
– Очень долгое время на Туве проживало всего две семьи судьбоносных, – сказала я. – Тем не менее, за этим единственным исключением, власть всегда принадлежала Бенезитам. Судьба назначала канцлерами их. Не кажется ли тебе это странным?
– Может, мы никудышные правители?
– А может, вы – любимчики судьбы? – предположила я. – Что, если власть – проклятие?
– Мы точно не любимчики судьбы, – возразил Акос.
Он произнес это мягко. Настолько мягко, что я не сразу сообразила, что Акос имел в виду. «Третье дитя рода Керезетов умрет, служа роду Ноавеков». Это подразумевало предательство: посвятить жизнь моей семье и погибнуть за нее. Разве это не есть проклятие?
Я с досадой покачала головой.
– Прости. Я не подумала…
– Кайра, – обратился ко мне Акос, а затем умолк и нахмурился. – Неужто ты просишь прощения?
– Мне знакомы кое-какие слова, – насупившись, ответила я. – Я не конченая грубиянка.
Акос рассмеялся.
– А я знаю, как будет по-эссандерски «мусор». Но это не означает, что я в курсе, как правильно это слово употреблять.
– Отлично. Забираю извинения обратно!
Я сильно щелкнула Акоса по носу. Он съежился от боли, но не прекратил заливаться смехом.
– Так как по-эссандерски «мусор»?
Акос ответил. Начало и конец этого слова были словно зеркальными отражениями друг друга.
– Я обнаружил твое слабое место. Стоит мне уличить тебя в незнании чего-то, как ты тут же приходишь в смятение.
Я обдумала его слова.