— Да! Я тороплюсь! — как обычно, повысил голос Надиров. — И я сам буду разведывать.
Хазратов осторожно прикусил губу и еще осторожнее заметил:
— Они вам не простят, если вы откроете или хотя бы исследуете указанное ими месторождение раньше их.
— Вот! — Надиров потряс сжатым кулаком в воздухе. — Что руководит людьми? Грязь! Этот самый… приоритет! Кто открыл? Господин рабочий открыл. Инженер открыл. Для народа. И хватит! Мне не нужно косметических деталей! — Он брезгливо помахал ладонью перед своим разгоряченным лицом. — Я предлагаю немедленно начать глубокое бурение.
Разговор все еще никак не мог успокоиться, организоваться, как будто с разных сторон в костер подкидывали пучки травы и сучьев, они вспыхивали попеременно, и пламя металось, а Сарваров не мешал этому, зная, что иначе костры не разгораются.
И вот теперь осеклись на главном, Бардаш, побледнев, сказал:
— Если вы, Бобир Надирович, прикажете мне переходить на глубокое бурение без достаточных данных разведки, я ни за что не выполню приказ.
Сарваров ждал объяснений. Надирову хотелось бы послать Бардаша к черту, но это был не его кабинет. Хазратов на всякий случай поглядывал в окно, чтобы никто не мог уловить выражения его глаз. Ягана смотрела на мужа.
— Конечно, Шермат Ашурович, — сказал Бардаш, с виду спокойно раскатывая сигарету в темных пальцах, — все мы чувствуем, какая это беда, что лошадь у одного хозяина, арба у другого, а поедет третий… Разные комитеты, разное подчинение, сразу и не разберешься, и все сыпят деньги в одно и то же место…
— Как крупу сквозь гороховое сито, — буркнул Надиров. — А толку нет!
— Полный ералаш, — согласился с ним Дадашев. — Есть один выход: ставьте вопрос о том, чтобы дело объединили в одних руках…
— Поставим… — вздохнул Сарваров сквозь ухмылку, но глаза его выдавали озабоченность. — Пока решат вопрос, придет время давать газ…
— Тем более нельзя допускать, чтобы дело делалось вслепую, — обдуманно и тихо проговорил Бардаш. — Одна глубокая скважина дороже десятка тех, что необходимы для структурной разведки. То, что предлагает Надиров, — это авантюризм.
— Ты трус! — грубо сказал Надиров.
Это с ним случалось. Все знали, что он ничего не хотел лично для себя — ни ордена, у него их было уже немало, ни статьи в газете — из этого возраста он вышел, он хотел успеха для дела, в этом видел свое счастье, а поэтому частенько срывался на грубость, зная, что ему простят.
— Бобир Надирович, — сказал Сарваров. — Нам вместе работать…
И то, что он как бы объединил себя и Бардаша, сказал не «вам», а «нам», еще раз подкупило Ягану.
Почему Бардаш так сопротивлялся? Неужели он перестраховывался, прятался за спину разведчиков? Этого она не понимала…
Надиров бросил на нее взгляд искоса, уловил что-то, похрустел пальцами и спросил:
— Ягана Ярашевна! Что вы скажете? Могли бы мы рискнуть хотя бы на одну глубокую скважину без разведчиков?
И сама не зная, как, не зная, почему, может быть, для того, чтобы защитить мужа, она сказала:
— Могли.
Коричневый глаз Сарварова впился в нее. Хазратов посмотрел в ее сторону. Надиров не сдержал самодовольной усмешки. Она не хотела этого, но она и не хотела, чтобы ее мужа считали трусом.
— Это опасно, — повторила она, — но можно.
— Учитесь у жены, Дадашев, — с прежней откровенностью сказал Надиров. — Мужеству.
Он не знал, что и Бардашу не приходилось занимать откровенности, когда требовалось.
— А если ваша скважина окажется пустой? Для быстроты вы хотите идти вслепую. Странное понятие о быстроте.
— Я отвечаю.
— От вас ждут газ, а вы хотите пустить пыль в глаза.
— Нет, нет, Бардаш Дадашевич, — вмешался и уверенно возразил Сарваров.
— Ну вот и оскорбление! — прибавил Хазратов торопливо. — К чему?
— Я же не обиделся на «труса», — улыбнулся Бардаш.
— Все мы сейчас оберегаем друг друга от бумажных показателей, от пыли в глаза, — с некоторой досадой сказал Сарваров, — но это вовсе не значит, что у нас нет сроков, нет темпов. Надо только, чтобы они стали реальностью… Как эта колонна газопроводчиков… Время не дает нам больше, чем может дать… Нужно работать быстрее.
Он говорил и все время искал пепельницу, которая стояла рядом.
— Но быстрота — не горячка, — ответил Бардаш, пожав плечами. — А мне предлагают горячку. А я инженер. Я знаю, что горячка далека от науки…
Ягана вздрогнула: Бардаш наступил на больное место Надирова, которому не пришлось доучиться, или лучше сказать, приходилось учиться урывками. И если он сделал это, то значит, решил беспощадно, до конца стоять на своем. Он стал и Сарварову доказывать, что степень разведанности района неважная, что сам район сложен; неизведанная геология, прикрытая песками, давно родила шутку, что под песками нет геологии, он уходил в понятные всем подробности, — но — странное дело — чем больше он говорит, тем менее убедительной казалась его речь, а спокойствие раздражало. Первым это заметил Хазратов и спросил: